Полное собрание сочинений. Том 21

Стульчикъ проломился и она упала на полъ. Она встала, подняла стульчикъ и пошла въ другую горницу. Тамъ стояли три кровати: Одна большая Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Двочка легла въ большую, ей было слишкомъ просторно; легла въ среднюю — было слишкомъ высоко; легла въ маленькую — кроватка пришлась ей какъ разъ въ пору, и она заснула.

A медвди пришли домой голодные и захотли обдать Большой медвдь взялъ свою чашку, взглянулъ и заревлъ страшнымъ голосомъ:

Кто хлебалъ въ моей чашк!

Настасья Петровна посмотрла свою чашку и зарычала, не такъ громко:

Кто хлебалъ въ моей чашк!

А Мишутка увидалъ свою пустую чашечку и запищалъ тонкимъ голосомъ:

Кто хлебалъ въ коей чашк я все выхлебалъ!

Михайло Иванычъ взглянулъ на свой стулъ и зарычалъ страшнымъ голосомъ:

Кто сидлъ на моемъ стул и сдвинулъ его съ мста!

Настасья Петровна взглянула на свой стулъ и зарычала не такъ громко:

Кто сидлъ на моемъ стул и сдвинулъ его съ мста!

Мишутка взглянулъ на свой сломанный стульчикъ и пропищалъ:

Кто сидлъ на моемъ стул и сломалъ его!

Медвди пришли въ другую горницу.

Кто ложился въ мою постель и смялъ ее!

Зеревлъ Михайло Иванычъ страшнымъ голосомъ.

Кто ложился въ мою постель и смялъ ее,

зарычала Настасья Петровна не такъ громко.

А Мишенька подставилъ скамеечку, ползъ въ свою кроватку и запищалъ тонкимъ голосомъ:

Кто ложился въ мою постель!

И вдругъ онъ увидалъ двочку и завизжалъ такъ какъ будто его ржутъ:

Вотъ она? Держи, держи! Вотъ она. Вотъ она! Ай яяй! Держи!

Онъ хотлъ ее укусить. Двочка открыла глаза, увидла медвдей и бросилась къ окну. Окно было открыто, она выскочила въ окно и убжала. И медвди не догнали её.

Какъ дядя Семенъ разсказывалъ про то, что съ нимъ въ лсу было. (Разсказъ.)

Похалъ я разъ зимою въ лсъ за деревами, срубилъ три дерева, обрубилъ сучья, обтесалъ. смотрю ужъ поздно, надо домой хать. А погода была дурная: снгъ шелъ и мело. Думаю, ночь захватитъ и дороги не найдешь. Погналъ я лошадь; ду, ду — все вызду нтъ. Все лсъ. Думаю, шуба на мн плохая. замерзнешь. здилъ, здилъ, нтъ дороги и темно. Хотлъ ужъ сани отпрягать, да подъ сани ложиться, слышу недалеко бубенцы погромыхиваютъ. Похалъ я на бубенчики, вижу тройка коней соврасыхъ, гривы заплетены лентами, бубенцы свтятся и сидятъ двое молодцовъ.

Здорово братцы! — Здорово мужикъ! — Гд братцы дорога? — Да вотъ мы на самой дорог. Выхалъ я къ нимъ, смотрю, что за чудо — дорога гладкая и не заметеная. — Ступай, говорятъ, за нами и погнали коней. Моя кобылка плохая не поспваетъ. Сталъ я кричать: подождите братцы! Остановились, смются. — Садись, говорятъ, съ нами. Твоей лошади порожнемъ легче будетъ. Спасибо, говорю. Перелзъ я къ нимъ въ сани. Сани хорошія, ковровыя. Только слъ я, какъ свиснуть: ну вы любезные! Завились соврасые кони такъ, что снгъ столбомъ. Смотрю, что за чудо. Свтлй стало и дорога гладкая какъ ледъ и палимъ мы такъ, что духъ захватываетъ, только по лицу втками стегаетъ. Ужъ мн жутко стало. Смотрю впередъ: гора крутая, прекрутая и подъ горой пропасть. Соврасые прямо въ пропасть летятъ. Испугался я, кричу: батюшки! легче, убьете! Куда тутъ, только смются, свищутъ. Вижу я пропадать. Надъ самой пропастью сани. Гляжу, у меня надъ головой сукъ. Ну думаю: пропадайте одни. Приподнялся, схватился за сукъ и повисъ. Только повисъ и кричу: держи! А самъ слышу тоже, кричатъ бабы: дядя Семенъ! чего ты? Бабы, а бабы! дуйте огонь. Съ дядей Семеномъ что-то недоброе — кричитъ. Вздули огонь. Отчнулся я. А я въ изб, за палати ухватился руками, вишу и кричу не путевымъ голосомъ. А это я — все во сн видлъ.

Корова. (Быль.)

Жила вдова Марья съ своей матерью и съ шестью дтьми. Жили они бдно. Но купили на послднія деньги бурую корову, чтобъ было молоко для дтей. Старшіе дти кормили Буренушку въ пол и давали ей помои дома. Одинъ разъ мать вышла со двора, a старшій мальчикъ Миша ползъ за хлбомъ на полку, уронилъ стаканъ и разбилъ его. Миша испугался, что мать его будетъ бранить, подобралъ большія стекла оть стакана, вынесъ на дворъ и зарылъ въ навоз, a маленькія стеклушки вс подобралъ и бросилъ въ лаханку. Мать хватилась стакана, стала спрашивать, но Миша не сказалъ: и такъ дло осталось.

На другой день посл обда, пошла мать давать Буренушк помои изъ лаханки, видитъ Буренушка скучна и не стъ корма. Стали лчить корову, позвали бабку. Бабка сказала: корова жива не будетъ надо ее убить на мясо. Позвали мужика, стали бить корову. Дти услыхали какъ на двор заревла Буренушка. Собрались вс на печку и стали плакать. Когда убили Буренушку, сняли шкуру и разрзали на части, у ней въ горл нашли стекло.