И вс мы проходимъ черезъ одн и т же испытанія. Чмъ больше мы живемъ, <тмъ больше мы теряемъ чистоту и невинность>, тмъ больше забываемъ наше желаніе сдлать что-нибудь хорошее въ жизни, тмъ боле завязаемъ въ соблазнахъ, тмъ больше узнаемъ людей, длающихъ дурное и пользующихся уваженіемъ и благодарностью и какъ будто любовью людей. И въ душ нашей возникаетъ сомнніе: точно ли хорошо то истинно хорошее, котораго съ дтства проситъ наша душа и не слдуетъ ли удовлетвориться тмъ, что считается хорошимъ большинствомъ людей, то, за что благодарятъ и какъ будто любятъ людей. То хорошее, которое требуетъ душа, какъ будто никому не нужно и, хотя, правда, никто не осуждаетъ его —надъ нимъ (для молодого человка) длаютъ худшее, надъ нимъ смются; то же, что длаютъ дурные люди, за что уважаютъ и благодарны и какъ будто любятъ людей, не то, что хвалятъ, а одобряютъ, признаютъ должнымъ. И начинается борьба. И борьба эта всегда, хоть на короткое время, но всегда склоняется въ пользу требованія міра. Человкъ заглушаетъ въ себ то хорошее, которое требовала его душа и начинаетъ посредствомъ дурного добывать себ уваженіе, благодарность и подобіе любви людей. Но рано или поздно истинныя, дтскія, невинныя требованія добра берутъ свое, человкъ останавливается на пути соблазновъ и хочетъ отдаться тому, что требуетъ душа, но на дорог стоятъ соблазны, съ которыми онъ уже связалъ себя, которымъ подчинилъ себя и вс люди, участвовавшie въ его ложной жизни —и человкъ начинаетъ каяться и осуждать свои заблужденія и заблужденія тхъ людей, которые раздляли ихъ, участвовали въ нихъ.
Такъ это бываетъ со всми людьми безъ исключенія, въ этомъ вся жизнь человческая. Различіе между людьми только въ томъ, что одинъ очунается въ молодости, другой въ зрлыхъ лтахъ, третій въ старости, четвертый на одр смерти.
Но въ жизни всякаго человка и сильнаго и слабаго, и большого и малого, неминуемо есть дтская чистота, соблазнъ и покаяніе. Каждому человку въ этой жизни приходится отстать отъ берега чистоты и коротко ли, долго ли переплыть черезъ рку соблазновъ и выбраться на другой берегъ спасенія истинной жизни. Со всми это было и будетъ. Это же самое и было съ Гоголемъ за нсколько лтъ до его смерти.
Внутреннее событіе это —освобожденіе отъ соблазна и зла, покаяніе въ немъ, стремленіе къ возвращенію на путь добра и признаніе своихъ грховъ и указаніе того пути, которымъ человкъ избавляется отъ нихъ, есть нетолько неизбжное, но и самое важное событіе въ жизни человка — есть рожденіе къ истинной жизни. Это кром того всегда самое, не только для человка, который переживаетъ его, но и для всхъ окружающихъ, самое радостное событіе. Такъ оно было всегда и для всхъ. Почему же для Гоголя это было радостнымъ событіемъ только для него, какъ онъ говоритъ это, но это представилось и до сихъ поръ представляется людямъ, знавшимъ Гоголя (а знала Гоголя вся читающая Россія) самымъ печальнымъ, непріятнымъ и даже оскорбительнымъ событіемъ.
Сорокъ лтъ уже лежитъ подъ спудомъ тотъ Гоголь, какимъ онъ сталъ посл возрожденія, и все то, что онъ сказалъ людямъ объ этомъ своемъ возрожденіи сорокъ лтъ въ печати, въ исторіяхъ литературъ, въ разговорахъ съ кафедръ
489представляется людямъ, какъ бредъ сумашедшаго.Всхъ учатъ тому, что Гоголь былъ великъ, когда онъ писалъ свои повсти, какъ Тарасъ Бульба, въ которой восхваляются военные подвиги — убійство, и когда писалъ ревизора, въ которомъ осмиваются вс безъ исключенія люди цлаго города, но что Гоголь, пишущій о томъ, что ему открыло ученіе Христа, есть падшій, сумашедшій Гоголь. Гоголь для нашей публики есть только тотъ, который забавляетъ насъ. Гоголь же тотъ, который отрекается отъ своихъ ошибокъ и кается въ нихъ, того Гоголя мы не хотимъ знать и называемъ его сумашедшимъ. Отчего случилось такое необыкновенное дло?
Мн кажется, что это случилось вотъ отъ чего: Когда молодой человкъ долгое время ведетъ разгульную жизнь, хотя бы и не порочную, но праздную, разсянную, роскошную и себялюбивую, и потомъ опоминается, оставляетъ прежнія привычки и товарищей, то товарищи его прежняго веселья огорчаются сначала, потомъ обижаются и, не понимая тхъ причинъ, по которымъ товарищъ ихъ оставилъ ихъ, и сердясь на него зa это оставленіе, какъ бы осуждающее ихъ, стараются уврить себя, что подлыя причины заставили ихъ товарища оставить ихъ. Такъ это бываетъ со всякимъ человкомъ: оставляя прежнихъ сотоварищей, человкъ, нравственно пошедшій дальше, оскорбляетъ ихъ. Но при всхъ такого рода положеніяхъ, человкъ, нравственно поднявшійся и оставившій прежнихъ сотоварищей, вступаетъ въ кругъ другихъ людей, тхъ, до которыхъ онъ поднялся, и одобреніе этихъ людей поддерживаешь его и заглушаетъ ропотъ тхъ людей, которыхъ онъ оставилъ.