Подсудимые, какъ всегда, всл
дствіи того положенія, въ которое они были поставлены: тхъ солдатъ, которые съ обнаженными саблями находились съ ними, и того мста, которое они занимали въ зал за ршеткой, представлялись ему людьми изъ другого, таинственнаго, чуждаго ему и страшнаго міра. Особенно страшна ему казалась женщина въ арестантскомъ халате, и наглая и стыдливая, и привлекательная и отталкивающая; страшна именно этой какой то своей бсовской привлекательностью. И Нехлюдовъ принялъ ршеніе быть какъ можно внимательне и безпристрастне особенно къ ней. Она, судя по ея професіи и по ея привлекательности и по ея арестантскому халату, должна была быть, по его предположеніямъ, главной пружиной преступленія.* № 7 (рук. № 7).
Третья подсудимая была черноволосая, чернобровая,178
широколицая женщина съ очень блымъ пухлымъ лицомъ179 и черными глазами. Женщина эта была одта180 также въ арестантскій халатъ, только волосы ея были не покрыты. Женщина эта была бы красива – особенно черные глаза, которые она то опускала, то поднимала, были очень красивы – еслибы не печать разврата на всей ея фигур и лиц. Глаза какъ то невольно притягивались къ ней, и вмст съ тмъ совстно было смотрть на нее. Даже жандармъ, мимо котораго она проходила, улыбнулся, посмотрвъ на нее, и потомъ тотчасъ же отвернулся и сталъ смотрть прямо.Женщина взошла, опустивъ голову и глаза, и подняла ихъ только тогда, когда ей надо было обходить скамью и садиться. Глаза у нея были узкіе, подпухшіе и очень черные. То, что видно было изъ лица этой женщины, было желтовато б
ло, какъ бываютъ блы ростки картофеля, проросшаго въ погреб, и руки и лица людей, живущихъ въ тюрьмахъ безъ солнца.* № 8 (рук. № 8).
<Волосы ея были зачесаны наверхъ съ большими, торчавшими въ нихъ полум
сяцами шпильками, на лбу и вискахъ были завитки. Черные, заплывшіе агатовые глаза,181 ярко блествшіе изъ подъ182 тонкихъ бровей. Носъ былъ не правильный, но все неестественно блое лицо съ небольшимъ пріятнымъ ртомъ было привлекательно. Полная, особенно открытая шея была особенно бла, какъ бываютъ блы руки и лица людей, живущихъ безъ солнца и труда въ больницахъ и тюрьмахъ.>* № 9 (рук. № 11).
<Женщина эта была бы красива: красивы были и невысокій, но прекрасно обрамленный черными волосами лобъ, и прямыя тонкія брови, и тонкій небольшой носъ, и изогнутыя губы съ д
тски выдающейся верхней губой, и, въ особенности, агатовые большиіе добрые, немного косившіе глаза. Она была бы красива, если бы не вялое, унылое выраженіе одутловатаго лица.>* № 10 (рук. № 6).
Несмотря на впечатл
ніе неловкости и стыда, оставленное присягой, усиленное еще рчью предсдателя, въ которой онъ внушалъ присяжнымъ, что если они нарушать присягу, они подвергнутся уголовному суду, точно какъ будто само собой разумлось, что присяг никто не вритъ и что удержать отъ клятвопреступленій можетъ только страхъ уголовной кары, несмотря на это непріятное впечатлніе, Нехлюдовъ находился въ самомъ серьезномъ и строгомъ къ себ настроеніи, собираясь съ величайшимъ вниманіемъ исполнить свою обязанность общественной совсти.* № 11 (рук. № 11).
Ему немножко сов
стно было, держа въ странномъ положенiи руку, общаться не лгать, какъ будто предполагалось, что онъ готовится къ этому, и непріятно общаться и клясться крестомъ и евангеліемъ, когда онъ не приписывалъ никакого значенія ни кресту ни евангелію.183 «Но чтожъ, вдь это пустая формальность», повторялъ онъ себ обычное разсужденіе людей въ такихъ случаяхъ. Длать ему помогало то, что длалъ не онъ одинъ, a* № 12 (рук. № 8).
Она теперь была совс
мъ не та, какою она вошла въ залу. Она не потупляла боле голову, не медлила говорить и не шептала, какъ прежде, а, напротивъ, смотрла прямо, вызывающе и говорила рзко, громко и быстро.