Полное собрание сочинений. Том 33

Черезъ пять минутъ онъ вернулся вмст съ Катюшей. Она вошла быстрымъ шагомъ и остановилась близко передъ Нехлюдовымъ. Выраженіе лица ея было тревожное, серьезное. Сдерживая дыханіе, она смотрла то на того, то на другаго своими блестящими и косящими черными глазами.

— Я сказалъ ей, — сказалъ Симонсонъ.

— Ну и что жъ? Какъ же вы ршаете? — сказалъ Нехлюдовъ.

— Что мн ршать? — сказала она, красня и избгая его взгляда, — что же, какая я жена? Разв каторжная можетъ быть женою? Зачмъ мн погубить Владиміра Ивановича?

— Это мое дло, — хмурясь сказалъ Симонсонъ. — Да и потомъ четыре года не вчность. Я буду ждать.

Она подняла голову и какъ бы удивленно и благодарно взглянула на Симонсона.

— Да, но если бы вышло помилованіе? — сказалъ Нехлюдовъ.

— Да вдь этаго не будетъ, — сказала она.

— Ну, а если бы было? — сказалъ Нехлюдовъ.

— Лучше оставьте меня, — сказала она и тихо заплакала. — Больше нечего говорить.

И вс вернулись въ мужскую камеру.

** № 149 (рук. № 92).

20.

— Господа, великая новость, — сказалъ Набатовъ, возвращаясь со двора, — и скверная. Петлинъ прошелъ.

— Не можетъ быть, — крикнулъ Крыльцовъ.

— На стн нашелъ его записку и списалъ: вотъ.

Набатовъ открылъ записную книжку и прочелъ: «17-го 7-го (значитъ, августа)⁴⁹⁰ отправленъ одинъ съ уголовными на Кару. Н. зарзался въ Казанской тюрьм. Петровъ все въ сумашедшемъ дом. Аладинъ покаялся и хочетъ идти въ монастырь».

Новодворовъ, Вра Ефремовна, Марья Павловна, Ранцева и Набатовъ — вс знали этихъ четверыхъ. Крыльцовъ же былъ товарищъ и другъ съ Петровымъ и, кром того, былъ виновникомъ его положенія: онъ увлекъ его въ революцію.⁴⁹¹ Его захватили съ прокламаціями, данными Крыльцовымъ, и посадили въ одиночку, которую онъ не выдержалъ, и такъ разстроился нервами, что видлъ привиднія и потомъ по дорог въ Сибирь совсмъ сошелъ съ ума⁴⁹² и оставленъ былъ въ Казани въ сумашедшемъ дом.⁴⁹³ Зналъ онъ и Никонова, который зарзался стекломъ, чтобы избавиться отъ безвыходнаго положенія. Онъ ударилъ въ лицо допрашивавшаго его и трунившаго надъ нимъ товарища прокурора. Чтобы спасти его, его признали сумашедшимъ. Онъ не выдержалъ и перерзалъ себ стекломъ артеріи.⁴⁹⁴ Извстіе же объ Аладин, террорист, особенно поразило Новодворова.

Долго вс молчали. Наконецъ Крыльцовъ обратился къ Нехлюдову и разсказалъ ему, кто былъ Петровъ и какъ онъ погибъ.

— Не выдержалъ одиночки, — сказалъ Крыльцовъ.

— Рдкіе выдерживаютъ, — сказалъ Новодворовъ.

— Ну, отчего рдкіе? — сказалъ Набатовъ. — Я такъ прямо радъ былъ, когда меня посадили. То все боишься, что самъ попадешься, другихъ запутаешь, испортишь дло. Такъ устанешь, что радуешься, когда посадятъ. Конецъ отвтственности. Отдохнуть можно.

— Я тоже всегда хорошо выдерживалъ, — началъ Крыльцовъ.

— Ну, не очень хорошо вы то со своимъ здоровьемъ, — неосторожно сказала Вра Ефремовна.

— Отчего не очень хорошо? — нахмурившись спросилъ онъ.

— Нтъ, я просто говорю, что не можетъ не оставить слдовъ.

— Вздоръ какой. Да, такъ я говорилъ, Петровъ нервная натура. Онъ мн говорилъ, что у него были виднья, и свихнулся. Никонова я понимаю: сидть одному здоровому съ сумашедшимъ.

— Но что за негодяй Аладинъ, — сказалъ Новодворовъ.

— Захотлось сладости жизни, — вставилъ Набатовъ.

— Просто усталъ. Какъ мы вс устали, — сказалъ Крыльцовъ.

— Parlez pour vous,⁴⁹⁵ — крикнулъ своимъ басомъ Новодворовъ.

— Разумется, усталъ. Вс устали, — сказалъ Крыльцовъ.

* № 150 (рук. № 93).

Гл. XXI (21).

Нехлюдовъ стоялъ у края парома, безсознательно любуясь на широкую, быструю рку, думая о томъ, о чемъ онъ не переставая думалъ во время этого путешествія: о душевномъ состояніи Катюши и объ ужасахъ, совершавшихся здсь. Онъ думалъ сейчасъ о несчастномъ Крыльцов⁴⁹⁶ и невольно сравнивалъ положеніе⁴⁹⁷ богатыхъ капризныхъ людей, имющихъ вс удобства, уходъ, съ положеніемъ этаго умирающего чахоточнаго человка⁴⁹⁸ и, несмотря на всю жалость, которую онъ испытывалъ къ Крыльцову, онъ невольно сравнивалъ еще это положеніе Крыльцова съ положеніемъ такого же чахоточнаго, который не халъ, a пшкомъ тащился скованнымъ съ товарищемъ, съ положеніемъ старика, котораго онъ видлъ вчера, и сотенъ и тысячъ людей, которыхъ онъ видлъ за это время.

Какъ только по вод донеслись густые звуки дорогаго охотницкаго колокола, стоявшіе у лошадей вощики, ямщики и вс бывшіе на паром сняли шапки и перекрестились.⁴⁹⁹ Одинъ только старый лохматый человкъ въ старомъ заплатанномъ азям, въ высокихъ бродняхъ, съ сумочкой за плечами и большой шапк, съ длинной палкой въ рук, которую онъ мочилъ въ вод, не перекрестился, а, поднявъ голову, уставился на Нехлюдова, замтивъ, что онъ не крестится.

— Ты что-жъ, старый, не молишься, — сказалъ бойкій ямщикъ, надвъ и оправивъ шапку. — Аль некрещеный?⁵⁰⁰

— А что же онъ не молится? — сказалъ лохматый старикъ, быстро выговаривая слогъ за слогомъ и указывая на Нехлюдова.

— То господинъ, а ты кто?⁵⁰¹

— Онъ саб господинъ, а я саб господинъ.