Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

Прибывшіе супруги стали около амвона. Прихожане съ почтительнымъ любопытствомъ смотрли на нихъ: они съ спокойнымъ равнодушіемъ смотрли на прихожанъ. – Обдня все еще не начиналась.

– Гаврило, – сказала шопотомъ барыня.

Гаврило выдвинулся впередъ и почтительно пригнулъ свое ухо съ серьгой къ устамъ барыни.

– Попроси батюшку вынуть за упокой, вотъ по этой записк; да спроси отца Поликарпія, скоро-ли начнется служба?

Гаврило живо растолкалъ набожныхъ старушекъ съ книжечками и пятаками, столпившихся у боковыхъ дверей, и скрылся.

– Батюшка веллъ сказать, что очень хорошо-съ, а начнется скоро, – сказалъ онъ, возвратившись. – Кривой пономарь, хотя нетвердою отъ старости, но самоувренною походкою, съ такимъ-же точно видомъ сознанія своего значенія, съ какимъ ходитъ Секретарь по Присутствію и актеръ за кулисами, вышелъ за лакеемъ и сталъ продираться сквозь толпу. Уже много пятаковъ и грошей изъ узелковъ въ клетчатыхъ платкахъ и мошонъ перешло въ потертый комодъ, изъ котораго отставной солдатъ давалъ свчи, и уже свчи эти, переходя изъ рукъ въ руки, давно плыли передъ иконами Николая и Богоматери, a обдня все не начиналась. – Отецъ Поликарпій дожидался молодаго Князя Нехлюдова. Онъ привыкъ ожидать его матушку, ддушку, бабушку; поэтому, несмотря на то, что молодой Князь не разъ просилъ его не заботиться о немъ, отецъ Поликарпій никакъ не могъ допустить, чтобы Хабаровскій помщикъ, – самый значительный помщикъ въ его приход, – могъ дожидаться или опоздать.

Кривой пономарь вышелъ за церковь и, приставивъ руку ко лбу, сталъ съ усиліемъ смотрть на Хабаровскую дорогу. По ней тянулись волы, но не было видно внской голубой коляски, въ которой онъ привыкъ видть полвка Хабаровскихъ Князей.

– Что, врно ужъ къ достойной? – спросилъ пономаря молодой человкъ, проходя мимо него.

Замтно было, что пономарь былъ опечаленъ и изумленъ появленіемъ Князя не въ внской коляск, a пшкомъ, съ запыленными сапогами, въ широкополой шляп и парусинномъ пальто. <Можетъ быть, даже онъ раскаивался въ томъ, что такъ долго поджидалъ такого непышнаго Князя.>

– Нтъ, батюшка, ваше сіятельство, все васъ дожидали, – и онъ принялся звонить.

Молодой человкъ покраснлъ, пожалъ плечьми и скорыми шагами пошелъ въ церковь, ломая на каждомъ шагу свою шляпу, чтобы отдавать поклоны направо и налво мужикамъ, снявшимъ передъ нимъ шапки. Толпа на паперти опять заколебалась, и супруги оглянулись назадъ, но любопытная барыня ничего не увидала, кром мелькнувшей выше другихъ коротко обстриженной русой головы, которая тотчасъ же скрылась отъ ея взоровъ въ углу за клиросомъ. Михаилъ Ивановичь не оглядывался больше, но его супруга нсколько разъ посматривала по тому направленію, по которому во время обдни, которая тотчасъ-же и началась, преимущественно кадилъ отецъ Дьяконъ.

Молодой человкъ стоялъ совершенно прямо, крестился во всю грудь и съ набожностью преклонялъ голову, и все это онъ длалъ даже съ нкоторою афектаціею. Онъ съ вниманіемъ, казалось, слдилъ за службой, но иногда задумывался и заглядывался. Разъ онъ такъ засмотрлся на 6-лтняго мальчика, который стоялъ подл него, что повернулся бокомъ къ иконамъ и сталъ ковырять пальцемъ воскъ съ высокаго подсвчника. Хорошенькій мальчикъ съ свтлыми, какъ ленъ, волосами, поднявъ кверху головку, разинувъ ротъ, смотрлъ своими голубыми глазенками на все его окружающее.

– А это что? – говорилъ онъ, дергая за сарафанъ подл него стоящую женщину и указывая на Дьякона.

Молодаго человка вывели изъ задумчивости слова: «Микол». Онъ оборотился и, какъ видно было, съ величайшимъ удовольствіемъ принялъ подаваемую ему свчу. Дотронувшись ею до плеча какого-то мужика, онъ передалъ ее, прибавивъ твердо и громко: «Микол».

Пвчіе пли прекрасно, исключая концерта, который совсмъ было упалъ отъ несогласія отца Игната съ Митинькой; даже бабуринскій прикащикъ, покраснвъ отъ напряженія, не могъ покрыть своей октавой страшную разладицу. Нсколько стариковъ, старухъ и крикливыхъ дтей причащались Святыхъ тайнъ. Г-жа Михайлова выставляла нижнюю губку и очень мило морщилась, когда грудные младенцы кричали около нея. Она удивлялась, какъ глупъ этотъ народъ: зачмъ носить дтей въ церковь? Разв грудной ребенокъ можетъ понимать что нибудь. Только другимъ мшаютъ. Вотъ ея нервы, напримръ, никакъ не выдерживаютъ этаго крика. <Г-жа Михайлова, у которой ея собственный ребенокъ оставался дома на рукахъ кормилицы, не принимала въ соображенье, что у крестьянскихъ женщинъ не бываетъ кормилицъ, и что он кормятъ своихъ дтей и на работ и въ церкви.>

Священникъ показался съ крестомъ въ царскихъ дверяхъ.

Господа Михайловы и за ними люди позначительне – прикащики, однодворцы, дворовые, дворники – подвинулись ближе къ амвону, чтобы, какъ водится, приложиться къ кресту однимъ прежде другихъ. Молодой человкъ вмст съ толпой тоже невольно придвинулся къ амвону. Отецъ Поликарпій обратился съ крестомъ къ нему, какъ будто не замчая Г-жу Михайлову, которая уже крестилась, быстро пододвинувшись къ нему такъ близко, что касалась его ризы.