Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

Юный князь скорыми шагами шелъ къ дому. Прихожане съ любопытствомъ поглядывали на него, замчая отрывистые жесты, которые онъ длалъ, разсуждая самъ [съ] собой. Онъ былъ сильно возмущенъ. «Нтъ! – думалъ Николинька, – безстыдная ложь, отпирательство отъ своихъ словъ, вотъ что возмущаетъ меня. Я не понимаю, даже не могу понять, какъ можетъ этотъ человкъ посл всего, что онъ мн говорилъ, посл слёзъ, которыя казались искренними, такъ нагло отказываться отъ своихъ словъ и имть духу смотрть мн въ глаза! Нтъ, правду говорилъ Яковъ, онъ ршительно дурной человкъ, и его должно наказать. Я буду слабъ, ежели я этаго не сдлаю. – Но правъ ли я? Не виноватъ-ли я въ томъ, что онъ теперь отказывается? Зачмъ я требовалъ эти проклятыя деньги? Мн и тогда что-то говорило, что не годится въ такомъ дл вмшивать деньги! Такъ и вышло. Можетъ, онъ точно раскаявался, но я привелъ это хорошее чувство въ столкиовеніе съ деньгами, съ скупостью, и скупость взяла верхъ. Точно, 50 р. для Болхи значитъ много, и хотя не полное, но все-таки было вознагражденіе, а для него пожертвованіе 15 рублей было доказательствомъ его искренности. – Разумется, ежели-бы я теперь пересталъ требовать деньги, онъ охотно-бы помирился и опять поцловался-бы, – вспомнивъ эту, сдланную имъ смшную сцену между Шкаликомъ и Игнаткой, Князь вздрогнулъ и покраснлъ до ушей, – но что же бы это было за примиреніе? комедія. Довольно и разъ сдлать глупость. – Главное то, – продолжалъ Князь, нахмурившись и прибавляя шагу, – онъ меня одурачилъ. Я могу за это сердиться, могу желать отмстить ему, потомъ могу смяться надъ собой и своимъ сердцемъ, могу забывать и презирать его обиды. Все это будетъ очень любезно, – продолжалъ онъ иронически, – но какое я имю право забывать не свои обиды, а зло, несчастіе, которое онъ причинилъ людямъ, которыхъ я обязанъ покровительствовать, обязанъ, потому что они не имютъ средствъ сами защищаться. Ежели я оставлю дло это такъ, то что-же обезпечитъ не только собственность, но личность, семейство, – самыя священныя права моихъ крестьянъ? Они не могутъ защищать ихъ, поэтому обязанность эта лежитъ на мн. Я самъ не могу защитить ихъ, поэтому я долженъ искать защиты у правительства. Да, я не съ Шкаликомъ буду тягаться, а я буду отстаивать самыя священныя права своихъ подданныхъ. Тутъ нтъ ни меня, ни Шкалика, а тутъ есть справедливость, которой я долженъ и буду служить. Николинька въ первый разъ начиналъ тяжбу. Это тревожило его. Хотя онъ и былъ юристомъ въ Университет, но имлъ самое смутное и непріязненное понятіе о присутственныхъ мстахъ. Поэтому, чтобы ршиться имть съ ними дло, онъ долженъ былъ вызвать въ окружающихъ должное для него понятіе о долг. —

Глава. Иванъ Чурисъ . 11

Подходя къ Хабаровк, Князь остановился, вынулъ изъ кармана записную книжку, которую всегда носилъ съ собой, и на одной изъ страницъ прочелъ нсколько крестьянскихъ съ отметками именъ.

«Иванъ Чурисъ – просилъ сошекъ», прочелъ онъ и, взойдя въ улицу, подошелъ къ воротамъ 2-ой избы съ права.

Жилище Ивана Чуриса составляли полусгнившій, подопрлый съ угловъ срубъ, похилившійся и вросшій въ землю такъ, что надъ самой навозной завалиной виднелось одно разбитое оконце – красное волоковое съ полуоторваннымъ ставнемъ и другое – волчье, заткнутое хлопкомъ; рубленные сени, съ грязнымъ порогомъ и низкой дверью, которые были ниже перваго сруба, и другой маленькой срубъ, еще древнее и еще ниже сеней; ворота и плетеная клеть. Все это было когда то покрыто подъ одну неровную крышу, теперь же только на застрехе густо нависла черная гніющая солома, на верху же мстами виденъ былъ ршетникъ и стропила. Передъ дворомъ былъ колодезъ съ развалившимся срубомъ, остаткомъ столба и колеса и съ грязной лужей, въ которой полоскались утки. Около колодца стояли дв старыя, старыя треснувшія и надломленныя ракиты, но все таки съ широкими блдно-зелеными втвями. Подъ одной изъ этихъ ракитъ, свидтельствовавшихъ о томъ, что кто[то] и когда-то заботился о украшеніи этаго мста, сидла 8-лтняя блокурая двчонка и заставляла ползать вокругъ себя другую 2-лтнюю двчонку. Дворной щенокъ, вилявшій хвостомъ около нихъ, увидавъ Князя, опрометью бросился подъ ворота и залился оттуда испуганнымъ дребезжащимъ лаемъ.

– Дома-ли Иванъ? спросилъ Николинька.

Старшая двочка остолбенела и начала все боле открывать глаза, меньшая раскрыла ротъ и сбиралась плакать. – Небольшая старушонка, притаившись въ сняхъ, повязанная блымъ платкомъ, изъ подъ котораго выбивались полусдые волосы, и въ изорванной клетчатой понев, низко подпоясанной старенькимъ, красноватымъ кушакомъ, выглядывала изъ за дверей.