Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

Николиньк видно хотлось еще спросить что-то, онъ не вставалъ и посл довольно непріятнаго для него молчанія, онъ робко спросилъ, заглядывая въ пустую нетопленную печь: – Что вы ужъ обдали?

Подъ усами Чуриса обозначилась нсколько насмшливая и вмст грустная улыбка, онъ не отвчалъ.

– Какой обдъ, кормилецъ? – тяжело вздыхая, проговорила баба: – хлбушка посндали, вотъ и обдъ нашъ. За сныткой нынче ходить неколи было, такъ и щецъ сварить не изъ чего, что кваску было тамъ – ребятамъ дала.

– Нынче постъ голодный, Ваше Сіятельство, – вмшался Чурисъ, – хлбъ, да лукъ, вотъ и пища наша мужицкая. Еще слава-ти Господи, хлбушка-то у меня, по милости Вашей, по сю пору хватило, а то сплошь и хлба-то нту, а луку нын взд недородъ, у Михаила Брюхина за пучокъ по грошу берутъ, а покупать нашему брату не откуда. Съ пасхи, почитай, что и въ Церкву не ходилъ: – свчку Микол не на что купить.

Николинька зналъ въ какой бдности живутъ крестьяне, но мысль эта была такъ невыносимо тяжела для него, что онъ противъ воли забывалъ истину и всякій разъ, когда ему напоминали ее, у него на сердц становилось еще грустне и тяжеле.

– Отчего вы такъ бдны? – сказалъ онъ, думая вслухъ.

– Да какъ-же намъ и быть, батюшка, какъ не бднымъ? Земля наша какая? вы сами изволите знать, глина, бугры, да и то, видно, прогнвали мы Бога, вотъ ужъ съ холеры, почитай, хлба не родитъ. Луговъ и угодьевъ опять меньше стало, которыя позаказали, которыя попридрали. Дло мое одинокое, старое…, гд и радъ-бы похлопоталъ – силъ моихъ нту. Старуха моя больная, что ни годъ, то двчонокъ рожаетъ. Вдь всхъ кормить надо. Вотъ одинъ маюсь, а 7 душъ дома. – Гршенъ Господу Богу, часто думаю себ: хоть-бы прибралъ ихъ Богъ поскоре, и мн бы легче было, да имъ то, сердечнымъ, лучше, чмъ здсь горе мыкать. – Вотъ моя подмога, вся тутъ, продолжалъ онъ, указывая на блоголоваго, шаршаваго мальчика лтъ семи, который съ огромнымъ животомъ въ это время робко подошелъ къ нему и, уставивъ изъ подлобья удивленные глаза на Николиньку, сморщился и изо всхъ силъ ковырялъ у себя въ носу. – Вотъ и подсобка, – продолжалъ звучнымъ голосомъ Чурисъ, проводя своей шаршавой рукой по лицу ребенка, – когда его дождешься; a мн ужъ работу не въ мочь. Старость-бы еще ничего, да грыжа меня одолла. Въ ненастье хоть крикомъ кричи; a вдь ужъ мн давно въ старики пора, вонъ Данилкинъ [?] Ермишка – вс моложе меня, а ужъ давно земли сложили. Ну мн сложить не на кого, вотъ бда моя, а кормиться надо, вотъ и бьюсь, Ваше Сіятельство.

– Какъ же быть, вдь міръ не согласится съ тебя земли сложить.

– Извстно дло, коли землей владать, то и барщину править надо, какъ-нибудь малаго дождусь, только будетъ милость ваша насчетъ училища его увольте, а то намедни Земской приходилъ, говорилъ Его Сіятельство гнваться изволятъ, что мальчишки нтъ. – Вдь какой у него разумъ, Ваше Сіятельство, онъ еще и ничего не смыслитъ.

– Нтъ, Иванъ, мальчикъ твой ужъ можетъ понимать, ему учиться пора. – Вдь я для твоего-же добра говорю, ты самъ посуди, какъ онъ у тебя подрастетъ, хозяиномъ станетъ, да будетъ граммоти знать и считать будетъ умть, и въ Церкви читать, вдь все у тебя дома съ Божьей помощью лучше пойдетъ, – договорилъ Николинька, стараясь выражаться какъ можно популярне.

– Не спорно, Ваше Сіятельство, да дома-то побыть некому: мы съ бабой на барщин, онъ хоть и маленекъ, а все подсобляетъ: и скотину загнать, лошадей напоить. Какой ни есть, а все мужикъ, – и онъ съ улыбкой опять провелъ рукою по его лицу.

– Все таки ты присылай его, когда ты самъ дома, и когда ему время, – слышишь.

– Слушаю, – неохотно отвчалъ Чурисъ.

– Да, я еще хотлъ сказать теб, – сказалъ Николинька, – отчего у тебя навозъ не довоженъ?

– Какой у меня навозъ? и возить нечего, 2-хъ кучь не будетъ. Скотина моя какая: кобыла, да коровенка, а телушка осенью изъ телятъ Ш[калику?] отдалъ вотъ и скотина моя.

– Отчего-жъ у тебя скотины мало, а ты осенью ей телку изъ телятъ отдалъ?

– Кормить нечмъ.

– Разв соломы не достанетъ теб на 2-хъ коровъ-то, вдь у другихъ достаетъ.

– У другихъ земли навозныя, а моя земля глина.

– Такъ вотъ ты и навозь, чтобы не было глины и чтобы было чмъ скотину кормить.

– Да и скотины-то нту. Какой будетъ навозъ. – Опять и то сказать, Ваше Сіятельство, не навозъ хлбъ родитъ, а все Богъ. Вотъ у меня лтось на прсномъ осьминник 6 копенъ стало, а съ навозной и крестца не собрали. Никто, какъ Богъ, – прибавилъ онъ со вздохомъ. – Да и скотина мн ко двору нейдетъ, вотъ лтось одна телка сдохла, другую продали, и за прошлый годъ важная корова пала. – Все мое несчастье.

– Ну, братецъ, чтобы ты не говорилъ, что у тебя скотины нтъ отъ того, что корму нтъ, а корму нтъ, оттого, что скотины нтъ, вотъ возьми себ 7 р. с., – сказалъ Николинька, доставая и разбирая скомканную кучку асигнацій изъ кармана шароваръ, и купи себ на мое счастье корову, а кормъ бери съ гумна, я прикажу. Смотри же, чтобы къ будущему Воскресенью у тебя была корова, я зайду.