Полное собрание сочинений. Том 4

Кто-то этого может и не хотеть. Аскет считает, что жизнь тем лучше (ибо тем лучше для жизни), чем менее в ней материальных благ. Анархист считает, что должна быть неограниченная свобода и «вся власть народу». И т.д. Но эти желания неестественны. Это не врождённое и всеохватывающее стремление, а цель ВКС. Человек, любой человек, хочет получать больше удовольствий, отсюда такая оценка качества жизни в материальной сфере. Любой человек не хочет себе лишних забот и лишней ответственности, потому такое государство. Любой человек творит (хоть что-нибудь и хоть чуть-чуть) и хочет в том иметь все возможности, потому такое творчество. Любой человек хочет быть уверенным в своём окружении; хочет, чтобы его ценили, и он сам для этого готов придерживаться таких взаимоотношений. Все эти стремления появляются ещё до всякого опыта, они заложены в природу человека, они естественны, и они есть у каждого из нас. Почему тогда мы до сих пор так не живём? Потому что есть в нас и такие же естественные деструктивные (для идеального общества) стремления. Они и мешают. Почему кто-то этого не желает? Потому что есть другая, полученная из опыта, цель, перекрывающая естественную. Как стремление жить естественно, но самоубийца соответствующей целью может его и побороть. Но это, повторюсь, противоестественно; это не тенденция, а исключение. Идеал же общества таков, и именно относительно его мною и будет оцениваться качество жизни. По поводу самого идеала я скажу в одной из следующих глав, сейчас же вернусь к анализу выявленного качества жизни.

Что ж, как лучше, и что тогда есть прогресс – понятно (должно быть), но какие из этого следуют выводы? Давайте снова по порядку.

Если хлеба вдоволь, то какова его ценность? Вот именно! Во времена средневековья хлеб ценился. Представьте себе, если бы тогда человек нашёл буханку свежего хлеба? Это же какое счастье! А сейчас? Да никто и не позарится! Тогда за кусок хлеба могли убить; кто им поделился – тому обязан до конца жизни. Сейчас же, если дать последнему нищему кусок хлеба, он в лучшем случае скажет «спасибо», и то сквозь зубы. Впрочем, за примером далеко ходить не надо. Ещё несколько лет назад, компьютер, к примеру, – это была роскошь, компьютер ценился, о нём мечтали, его берегли. Теперь же компьютер в аксиологическом плане и гроша ломаного не стоит: у всех есть и совершенно ничего особенного он из себя уже не представляет. В общем, довольство продуктами приводит к их обесцениванию, и не только в экономическом понимании.

А государство? Если раньше по поводу принятия хорошего закона ликовали и устраивали гуляния (средневековье), то что сейчас? Ну приняли, ну молодцы, ну стало жить лучше, ну хорошо… И всё. Незаметно, обесценилось. Когда за каждую подвижку идёт борьба – тогда и ценность, а если и так всё хорошо, борьбы не видно и не слышно, то и ценность закона (напомню: аксиологически) соответствующая. И государство, само по себе: если на фоне плохого оно делает хорошее; если государство (своим народом) выигрывает войну; если оно спасает от кучи преступников, то оно и ценится. А если всё хорошо, войн нет, преступности нет, пусть в том и заслуга государства, то какова его ценность? Кто его вообще замечает? Как будто так и надо, т.е. никакой ценности. Как начальство у меня на работе. Если оборудование «сыпется», и человек, обслуживающий его, из цеха не вылазит, то, значит, он молодец, он работает. А если оборудование так отстроено, что в цех и заглядывать не надо (а, следовательно, инженер может целый день ничего не делать), то работник – плохой, потому что не работает. Вот вам ценность первого работника и ценность второго. Хотя первый – хуже, ибо он в своём разобраться не может, но именно потому он и заметнее. А если всё так хорошо, что работа и не заметна… Да грош цена такому «лодырю»!

Творчество. Сейчас, в век всеобщего просвещения и невиданной доступности информации, какова ценность знанию, ценность информации? Вообще, с появлением интернета произошло величайшее обесценивание творчества и знания за всю историю человечества. Если в былые времена каждая книга была на вес золота, что ни писатель – то из ряда вон, то сейчас? Книга – ширпотреб; писателей, как собак нерезаных. Книгой уже никого не удивишь. «Я написал четыре тома произведений!». «Да? Ну… молодец». Вот и всё. Тоже по поводу скульптур, картин, кино… И это – свобода, разрушающая творчество. Когда за слово могут убить – вот тогда слово ценится, сейчас же слова – это мусор. Когда, чтобы написать картину, нужно всё делать самому, всё пропускать через себя (ибо невозможно найти учителя), нужно умудриться достать краски и холст, писать нужно тайком, во избежание крупных неприятностей, вот тогда творчество ценится. Тогда есть смысл творить, а сейчас (даже сейчас) творчество ценится ровно столько, сколько стоит холст или лист бумаги.