Полное собрание сочинений. Том 8. Мир за нашим окном

Двое сплетенных вместе рогов — тоже свидетельство драмы в природе. Обычно турнирные драки гибель соперникам не приносят — слабый стремится уйти. Но соперники равной силы дерутся отчаянно. Удары бывают столь мощными, что, сцепившись рогами, противники не могут уже разойтись и оба, конечно, гибнут. Я много раз слышал о таких драмах. Но в коллекции замка под Дрезденом впервые увидел сразу несколько пар сплетенных в драке рогов…

В животном мире несчастный случай так же обычен, как и в человеческой жизни. Недоглядел, промахнулся, оступился, попал под обвал… Много разных опасностей подстерегают животных. Во Владимирской области я был участником спасения увязшего в трясине лося. И видел снимок, запечатлевший момент, когда три десятка людей на веревках тянули из болота… кого бы вы думали? Бегемота!

Чаще всего мы находим только следы подобных несчастий. Иные из них случились на земле так давно, что следы служат для нас важнейшими документами жизни. В том же берлинском музее хранится известный каждому школьнику отпечаток на сланце птицы археорниса, одной из первых птиц на земле. У нее были зубы во рту, наполовину птица была еще ящером. Но окаменевшие сланцы запечатлели и крылья из перьев. Сколько древних птиц умерло, сделалось прахом, и мы ничего бы не знали о них, не придави сланец вот эту известную нам теперь первоптицу.

Или вспомните мамонтов. В Ленинградском музее хранится чучело зверя, который был найден в Сибири почти полностью сохранившимся. Собаки с аппетитом ели древнее мясо, и в желудке у зверя нашли непереваренные растения. Как считают, слон провалился в ледяную расщелину, и естественный холодильник сохранил тушу до наших дней.

Драматический случай нередко дает нам ценные факты в познании жизни природы.

_{Фото из архива В. Пескова. 6 марта 1971  г.}

В гостях у друзей

(12 дней в ГДР)

Поездка эта была наполовину деловая, наполовину туристская — я был в гостях. Но журналисту и в гостях полагается помнить о записной книжке. О туристской части поездки я решил не писать репортажей, а просто привел в порядок путевые заметки.

* * *

Слово Берлина услышал, пожалуй, не ранее 41-го года. И, понятное дело, в памяти это слово долго лежало рядом со словами: война, Гитлер, фашисты… Думал ли в 42-м году, когда фронт стоял у нас, под Воронежем, что когда-нибудь я проснусь в самом центре Берлина, открою на окне занавеску и с тридцать третьего этажа увижу город.

Вот он, Берлин. Он просыпается. Старый город — темно-серый. Таким и представлял я его по рассказам тех, кто увидел Берлин в 45-м.

А вот новый Берлин — белые, красивые и добротные здания. Рабочие в желтых касках разбирают фундамент старого дома. Снесены целиком кварталы серых домов. Только какая-то очень древняя церковь остается тут, в окружении белых кубов, прямоугольников, шпилей.

На площадях вместо привычных у нас голубей в Берлине — чайки. Город окружен цепью озер.

Дикие утки и лебеди выводят птенцов в камышах, под Берлином. А теперь, когда озера вот-вот замерзнут, вся дичь подалась на зимовку в сам город. Каналы и Шпрее забиты лебедями и утками. Мелкий дождь. Старушки и влюбленные под зонтами бросают птицам печенье.

Унтер ден Линден. Главная улица. С детства я был уверен: название связано с армией или с войной. Узнаю теперь: «Ундер ден Линден» — это значит: улица «под липами».

Немецкая аккуратность и дисциплина.

Улица совершенно пуста, ни единой машины. Но красный свет — и пешеходы ждут. Зеленый — все дружно пошли. Вспомнились строчки из репортажа французского журналиста, писавшего о Москве: «Москвичи — удивительный народ.

Очень стараются попасть под машины, но это удается нечасто»…

Обед в уютном недорогом ресторане. Еда простая и вкусная. Еще вкуснее названия: «Репортерский суп», «Закуска газетных разносчиков».

* * *

Четыре часа беседы. Интересуюсь немецким лесом: сколько его? Что в нем водится и растет?

Сколько рубят? Как относятся к лесу? Мой собеседник Хорст Хайдрих — генеральный лесничий республики. У него погоны из плетеного позумента. На погонах — три серебряных желудя. Его пост в ГДР соответствует посту нашего министра лесного хозяйства.

Несколько фактов из записей. Примерно треть территории ГДР занята лесом. Лишь малая часть называется «вальд» — дикий лес.

Все остальное посажено и бережно, как в саду яблони, выращено. На каждое дикое дерево — четыре посаженных. Как правило, это — сосна, ель, бук, лиственница. Немецкая пословица: «Где умирает лес — дичает земля».

Хорст Хайдрих — добродушный, очень приветливый человек. Ему пятьдесят. В конце разговора полушутливый вопрос: «Ну, а теперь о вашем пути к «трем желудям»? Ответ: «Я был лесорубом. В 40-м году призвали в солдаты. Воевал. В Брянских лесах и под Вязьмой много срубил берез на кресты солдатам нашего батальона. Сам был ранен. В конце войны дезертировал из армии… При Гитлере почти все лесничие были нацистами. Сам Геринг гордился титулом лесничего. Народный строй позволил мне, лесорубу, сыну строительного рабочего, стать во главе лесного хозяйства республики».

* * *