Полное собрание сочинений. Том 83

¹⁶ Ольридж (Айра О.) (1804 или 1810—1867) — знаменитый актер негр. Выступал в трагедиях Шекспира. Объехал всю Европу. В России был в 1858 г. в Петербурге, позднее выступал на многих провинциальных сценах.

¹⁷ Трагедия Шекспира.

¹⁸ Анастасия Сергеевна Перфильева (ум. 1891 г.), рожд. Ланская, вторая жена С. В. Перфильева.

¹⁹ «Гувернантка племянниц: Вари и Лизы Толстых, сделавшая свою фотографию в арабском мужском костюме» (п. С. А.).

²⁰ В доме Руднева в Туле жил знакомый Толстых Келлер.

²¹ В письме от 28 ноября С. А. Толстая писала Льву Николаевичу: «Сережа всё ворчит, что вина нет; я, было, купила, да он в два дня выпил две бутылки наливки и одну марсалы, не считая водки. Я очень удивлялась. Как не быть геморрою, разве это здорово? На третий день вина не хватило, и он был очень недоволен. Что смешно, что он серьезно сердится, что мы не пьем и не держим вина» (не напечатано).

²² Т. А. Ергольской.

На это письмо и следующее от 1 декабря С. А. Толстая отвечала в письме от 3 декабря: «(11 часов вечера). Сейчас получила два пакета за раз твоих, Таниных и папа писем, и вообрази, сидя в ванне читала их. Хоть бы ты еще когда-нибудь вздумал подиктовать Тане; с таким наслаждением читала я писанное твоим слогом, хоть не твоей рукой. Насчет руки не совсем еще утешительно, потому что не совсем еще она на месте. Наверное ли, только, что лучше? А мне-то как грустно стало, Левочка, что Любимов унес твою первую часть! И так хорошо, а вдруг еще бы лучше. То бранила, бранила, зачем поправляешь, а теперь самой жаль стало, что продал. Ужасно, свои мысли, чувства, свой талант, просто даже душу продал! Ей богу, очень жаль, пока не будет совсем напечатано, не оценят порядочные люди. Всё про именины вы хорошо описали, и в день операции суматохи было не мало. Я, читая, совсем перенеслась в ваш мир. А мне теперь мой, Яснополянский, милее. Видно, гнездо, которое сам совьешь, лучше того, из которого вылетишь» (ПСТ, стр. 40).

28.

1864 г. Декабря 1. Москва.

Отъ Левочки. —

Здоровье очень хорошо, но главный предметъ, рука остается подъ сомнніемъ. Сейчасъ былъ докторъ, перевязалъ въ третій разъ посл операціи, не позволяетъ длать ни малйшаго движенія, общаетъ, что буду владть рукою, но признается, что хотя кость и въ лучшемъ положеніи противъ прежняго, но все не на мст. Совсть моя спокойна; я все попробовалъ, что можно было, и ужъ такъ надоло и говорить, и думать о ней. Теперь отчетъ о моей жизни: О вчерашнемъ дн писала теб Таня; отчего я не писалъ, самъ не знаю, кажется, усталъ, да и весь день для всхъ былъ, не смотря на свою торжественность, тяжелый и скучный. кто не прідетъ, съ кмъ не поговоришь и Дьякова,¹ и Перфильева Варинька² и Саша Купфершмидтъ³ все люди хорошіе и показываютъ участіе, а Богъ знаетъ отчего, не только скучно, но тяжело, какъ будто подъ наказаніемъ сидишь съ ними. Какъ въ жить нашемъ оказалось, что намъ дома не надо, а достаточно одной дтской, такъ и въ жизни, съ тхъ поръ, какъ выросъ большой, вижу, что никого не нужно, кром пяти-6-ти человкъ самыхъ близкихъ людей. Мн всегда бывало досадно, совстно, когда мы говорили съ тобой про Люб[овь] Ал[ександровну], все въ ней хорошо, а ты чувствовала и я не могъ скрывать, что сердце не очень къ ней лежитъ. Въ этотъ пріздъ, а особенно вчера вечеромъ, когда вс ухали, мы очень хорошо разговорились, и я очень ее полюбилъ. Говорили не о чемъ-нибудь необыкновенномъ, о ея молодости, о истории Шидловскихъ,⁴ о васъ всхъ и объ ея супружескихъ отношеніяхъ, и у нея глаза особенно блестли, и выходило очень хорошо. Судишь строго оттого, что мы съ тобой слишкомъ избалованы и окружены слишкомъ хорошими людьми, а она очень, очень хорошая, милая и главное умная женщина, въ чемъ я прежде сомнвался.