Полное собрание сочинений. Том 87

1894 г. Ноября 26. Москва.

Въ одинъ и тотъ же день получилъ оба письма ваши, милый другъ В[ладиміръ] Г[ригорьевичъ]. Первое мн жалко уничтожить, но исполню ваше желаніе.

Очень благодаренъ за тотъ просмотръ дневниковъ, к[оторый] вы сдлали. Непремнно надо сдлать, какъ вы говорите: замазать вс эти скверныя мста.¹ И то же самое сдлать въ другихъ. Сдлайте это пожалуйста.

Crosby² прилагаю письмо. То, что вы пишете о двухъ письмахъ, о томъ, что можно знать только то, что сейчасъ должно, вышло справедливо. Я нынче же далъ переписать эти письма и посылаю ихъ.

Случилось обстоятельство: мой разговоръ съ одной двушкой о драм Бьернсона, по французски: «Au del`a des forces»,³ гд рчь идетъ о чудесахъ, о томъ, что слдуетъ ли врить своему разуму въ вопросахъ религіозныхъ. Это самая тема одного изъ писемъ. И я счелъ нужнымъ исправить его и послать.

Очень очень радуюсь мысли скоро увидать васъ.

Теперь отвтъ на второе заказное письмо. Какъ это все хорошо о присяг. Это поврка. И хотя мн очень жалко тхъ, кот[орые] присягнули, это все таки хорошая проврка. Какая однако постыдная вещь эта присяга для тхъ, кот[орые] производят ее, и какая хорошая вещь для тхъ, кот[орые] должны подчиняться ей. Это очень грубое ршето, въ кот[оромъ] остается только самое большое, но тмъ лучше. По крайней мр сдлана первая подсвка. Руки чешутся написать про присягу, но не позволяю себ отрываться отъ своего дла, кот[орое], хоть медденно, но упорно выдавливается. Охъ, согршилъ. Ничего не выйдетъ. И все гордость и самоувренность. Одно могу сказать, что нтъ остановки — все работаю.

Жаль, что мало пишете про Галю и ея здоровье. Ходить она? Поетъ? Пишетъ? Очень радъ буду увидать ее. —

Вчера было письмо отъ Файнер[мана] о томъ, что въ Полтав допрашиваютъ жандармы за отказъ отъ присяги.⁴ —

Пусть Степа⁵ и Емельянъ⁶ и Бондаренко⁷ не унываютъ. Это не доказываетъ, что они не врятъ въ истину, а только то, что стоятъ на ступени относительно низшей. Тмъ нужне идти впередъ.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: «Толстой и Чертков», стр. 223. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: «№ 386 Москва 26 нояб. 94», на основании которой датируется письмо.

Ответ на письма Черткова от 18 и 20 ноября. Первое из этих писем, как видно из комментируемого письма, уничтожено Толстым, и о его содержании можно частично судить лишь по письму Толстого. Во втором письме Чертков писал о том, что служившие у него в доме Иван Бондаренко, Степан Псреяславцев и Петр Апурин, частично разделявшие его взгляды, подчинились требованию администрации принести присягу на верность новому царю Николаю II: «У нас три дня подряд были непрошенные гости. Сначала пристав, справиться на счет присяги; на следующий день поп приводить к присяге; а вчера прокурор со становым, чтобы спросить, почему я отказался. Становому и прокурору я в спокойной беседе высказал все. Становой тупой, но прокурор понятливый и очень любезный, и ему я дал для прочтения «Царство божие». Он говорит, что за отказ от присяги по религиозным, а не революционным причинам не может быть никакой кары. Мне очень грустно было, что все наши сожители: и Ваня Бондаренко, и Степан Переяславцев, и Петр Апурин, и Петр кучер все присягали против совести, с бледными лицами произносили сили слова, с дрожащими руками подписывали, но — исполнили. В особенности мне жалко Степы, который накануне после долгих колебаний ответил становому, что не согласен присягать, а в следующее утро струсил перед священником и понятыми, и присягнул, а потом имел самый подавленный, несчастный вид. Тяжело также очень, что Н. Д. Ростовцев намерен присягать, хотя не считает это хорошим поступком. Он это из какой-то скромности и неуверенности в себе; говорит, что вся жизнь его слишком плоха и полна компромиссов, чтобы начать с этого; что если отказаться, то только для бога, а сознание бога в нем слишком слабо. — Все это меня очень было обескуражило, и мне хотелось больше не возвращаться сюда, так как с одной стороны общение со всеми ими, основанное на одних только возвышенных словах, мне претит, как чересчур фарисейское; а с другой хотелось, имея на то возможность, поселиться ближе к таким людям, которые сильнее и выше меня, так как сознаю себя очень слабым и боюсь слишком опуститься здесь. Мне надо двигаться вперед, а то я совсем распущусь. А здесь я еще оказываюсь каким-то «передовым» в некоторых отношениях, а в других — самым барствующим барином из них всех. — Впрочем с вчерашнего дня настроение мое несколько изменилось. хотя все же склоняюсь к тому, что может быть лучше для всех, чтобы мы сюда не вернулись».

¹ Толстой пересматривал все свои Дневники в октябре 1895 г. и вымарал оттуда некоторые места. Об этом см. предисловие к Дневникам Толстого за 1888—1889 гг., т. 59.