Полное собрание сочинений. Том 89

Прежде чем отвечать, скажу о том, что теперь для меня важнее всего: заключение в тюрьму милого, дорогого друга Гусева.¹Случилось это около двух недель тому назад: становой арестовал его и сделал обыск. Поместили его при становой квартире у Звегинцевой.² Я два раза³ был у него и расспрашивал станового, по какому поводу. Он сказал мне, что он ругал царя. Я сказал, что это невозможно. Тогда он пошел куда-то и принес мне брошюру «Обновления» — «Единое на потребу» и на 2-й или 3-й стр[анице] корректурные выноски и неприятные слова об Алекс[андре] III и Ник[олае] II. Я совсем забыл про то, что это мои слова, и пошел к Гусеву: «Зачем вы написали это?» — Да это ваши слова.⁴ — И я понял, и стало стыдно и больно. Я просил тщетно станового освободить Н[иколая], Н[иколаевича]. Но он не согласился, вероятно не мог, и на другой день я уж не застал его. Его увезли в Крапивну, в тюрьму. Вчера я ездил в Тулу к губернатору. Губ[ернатора] нет, а правит должность Лопухин.⁵ Умный, сметливый, комильфотный, человек, делающий карьеру. Я много говорил ему. Ужасно дурно то, что с их точки зрения Гусев — опасный революционер, за деньги (он несколько раз упомянул это за деньги) распространяет среди народа самое опасное учение. Я постарался разъяснить ему несправедливость, недобросовестность такого понимания, — то, что Христа распяли за то, что он не велел платить подати. Никто не говорил о том, что Х[ристос] учил любви к богу и ближнему и только на вопрос о том, можно ли платить подати и т. п., отвечал отрицанием. Точно так же делают и теперь с учениками Х[риста]. И эта недобросовестность me met hors de moi.⁶ Я разъяснил ему, что мог, то, что Гусев оставлен Чертковым, главное для помощи мне и общения с молодыми людьми, отставшими от революции, и что он делает это для себя, а не за деньги. (Гусев сам дал заявление, в к[отором] сказал, что он получает от вас деньги.) А деньги ему дает Ч[ертков], к[отор]ому дорог я и мое время, и сделанные им друзья. Оказалось, что дело это находится у жандарма и Лопухин желает высвободить его (дело) от жандармов и помочь Гусеву. О том, что слова из Един[ого] на потребу, к[отор]ые в особенности вменяют в вину Гусеву, ни Лопухин, ни жандармы не знали, что они принадлежат не Гусеву и что он только включил их по полному изданию. Я вчера же послал Лопух[ину] обе брошюры: Лондонскую и Петербургскую с отмеченными красным карандашом местами. Не знаю, что будет. Если не скоро освободят — напишу Столыпину.⁷ Нынче получил от Н[иколая] Н[иколаевича] письмецо, которое прилагаю.⁸ Очень болею за него и за свою вину. Век живи, век учись. Я это больно испытываю. Писал я давно уже (дней 5) письмо Н[иколаю] Н[иколаевичу], но, судя по его письму, ему не дали моего.⁹ Думаю на днях съездить к нему.¹⁰ Знаю, как и вам больно будет это известие, но постараемся воспользоваться поучением. Теперь пока всё о Гусеве. Отвечу на оба письма.

На первое письмо¹¹ о том, что люди не берутся за тяжесть, потому что считают ее слишком тяжелой, можно оставить так, как есть. Сравнение в общем верно. — Другое о том, что благо нельзя ставить целью, я согласен, особенно благо не только телесное, но мирское, пространственное и временное, но то, что в человеке есть или может быть сознание того, что соединение души с богом есть благо, это не может не чувствовать человек, и соединение души с богом и благо одно и то же. Впрочем, так легко в письме и в том слабом духовном состоянии, в к[отором] я теперь, я не могу ясно высказать.

Теперь не на последнее письмо, а на второе о письме Конкина отвечаю тем, что жалею, истинно жалею, что не мог сделать того, что вы желаете. Разумеется, очень жалко, ч[то] вы, так любившие и любящие духоборов, как будто разъединились с ними, но это, во-первых, пройдет само собой, во-вторых, п[отому] ч[то] я с годами всё меньше и меньше чувствую сил и рядом с этим всё больше и больше предъявляется мне требований извне, и прямо не могу сосредоточить себя на том, что не захватывает меня. В-третьих, не сделал бы этого и п[отому], ч[то] уверен, что мое вмешательство не изменит чувств тех людей, к[оторые] враждебно настроились к вам.

Теперь на последнее письмо¹² отвечаю, во-первых, тем, что понимаю продиктованное вам вашей любовью ко мне объяснение моего душевного состояния при моей жизни, но не разделяю его, зная, что я далеко не удовлетворяю ни тем явным требованиям изменения моей жизни, к[отор]ые естественно предъявляются ко мне, ни той внутренней духовной, любовной работе, к[отор]ую вы во мне предполагаете. Но это пустяки, о к[отор]ых не будем говорить.

Очень благодарю за перья (еще не получил), но досадую на Ю[лию] И[вановну], ч[то] она написала.¹³