Полное собрание сочинений. Том второй. Повести и рассказы (1848-1859)

Как и в «Белых ночах», в «Неточке Незвановой» ощущается взаимодействие с романтической традицией, в частности с Гофманом. Непосредственно сопоставляется с персонажем немецкого романтика неудавшийся фигурант «родом из Германии», Карл Федорович Мейер, которого Б. называл «нюренбергским щелкуном».[98] В портрете Мейера можно уловить некоторое сходство как с внешностью придворного часовщика Христиана Элиаса Дроссельмейера из Нюренберга — некрасивого сухощавого старичка, так и со сделанным им по своему подобию маленьким уродливым щелкунчиком. Сопоставление Мейера с игрушкой у Достоевского подчеркнуто: старичок «с преуродливыми кривыми ногами» «как будто хвалился устройством их и носил панталоны в обтяжку» (курсив наш, — ред.). Слово «щелкун» (в корректурных листах было «щелкунчик») имеет в тексте еще одно значение — пустой человек, шаркун.

К романтической традиции близок и фантастический колорит некоторых эпизодов романа, таких как «необъяснимая и странная» дружба Ефимова с «дьяволом» итальянцем, сцена последней игры на скрипке у трупа жены, страшные впечатления Неточки от встречи со С-цем.

Л. П. Гроссманом отмечалась общность черт двух кротких и страдающих женщин: Александры Михайловны и Евгении Гранде — героини одноименного романа Бальзака, переведенного Достоевским в 1845 г. (см.: Библиотека, стр. 43–45; о работе Достоевского над переводом «Евгении Гранде» см. также: наст. изд., т. I, стр. 459).

Об элементах исследования «диалектики души» в «Неточке», предваряющего в какой-то мере аналогичные опыты молодого Толстого, см.: Р. С.к. К вопросу о становлении метода анализа «диалектики души» в творчестве предшественников Л. Толстого. В кн.: Творчество Л. Н. Толстого. Вопросы стиля. Пермь, 1963, стр. 28–33 (Ученые записки Пермского гос. университета им. А. М. Горького, т. 107).

В повести синтезированы музыкальные впечатления Достоевского 1840-х годов (см.: Гозенпуд, стр. 16–19, 34, 35). Высказывались различные предположения о реальных и литературных прототипах Ефимова, князя Х-го, С-ца (там же, стр. 37–48). Последний назван так, вероятнее всего, по ассоциации с именем чешского скрипача-виртуоза и композитора Иоганна Венцеля Антона Стамица (1717–1757), имя которого не раз упоминается в романтической прозе, например в «Серапионовых братьях» Э. Т. А. Гофмана (1819–1821; русский перевод — 1836).

Многие идеи и образы вынужденно прерванного романа получили развитие в последующем творчестве Достоевского: в «Маленьком герое» (1849) (см. об этом стр. 506–507), в «Униженных и оскорбленных» (1861) (см. ниже отзывы Добролюбова и Евгении Тур). Как уже отмечалось (стр. 487), тема «мечтательства» в сложном социально-психологическом переосмыслении стала одной из главных в романах Достоевского 1860–1870-х годов и во многих фрагментах «Дневника писателя». «Вечной» в творчестве Достоевского сделалась и тема страдающего ребенка. По мнению Л. П. Гроссмана, в образе отца Кати писатель впервые изобразил «кроткого князя» (см. примечания в кн.: Ф. М.й. Полное собрание сочинений, т. XXII. Изд. «Просвещение», Пгр., 1918, стр. 71; Гроссман, Биография, стр. 126).

Долго продолжал жить в творческом сознании Достоевского образ княжны Кати. Так, о героине неосуществленного романа «Брак» Достоевский записал в начале 1865 г.: «характер княжны Кати» (наст. изд., т. III). В Кате много общих черт с Аглаей Епанчиной (ср. поражающую, «сверкающую» красоту, самовластность, гордость, болезненную стыдливость обеих и отношение окружающих к ним как к «сокровищу», «идолу» всего дома; «княжна Катя» упоминается Достоевским в подготовительных материалах к «Идиоту» — наст. изд., т. IX). Отметим также, что писатель неоднократно возвращался мыслью к одной из самых важных психологических сцен второй части — сцене восторженного объяснения княжны с Неточкой. Катя со страстной наивностью рассказывает, как она полюбила Неточку, рассказывает подробно, «до малейших мелочей». Обдумывая в 1870 г. эпизод объяснения Лизы и «Князя» — будущего Ставрогина, Достоевский записал: «Лизу поражает до испуга известие, что Хромоножка, до помешательства, отдается в восторге, с страстной наивностью и в забвении, отдается вся Князю, рассказывая ему до малейших мелочей о том, как она его любила, наивность (княжна Катя)» (наст. изд., т. XI). Упоминается эта героиня Достоевского и в подготовительных материалах к «Подростку» (наст. изд., т. XIV).

В последнем эпизоде «Неточки Незвановой» — объяснении героини с Петром Александровичем — Достоевский впервые реалистически обрисовал встречающееся в большинстве его позднейших произведений столкновение «хищного» и «кроткого» характеров, которое в условно-романтической форме было изображено писателем уже в «Хозяйке».