Полное собрание сочинений. Том второй. Повести и рассказы (1848-1859)

После ознакомления со второй частью Дружинин пришел к выводу, что «до сих пор в этом романе нет ни завязки, ни действия» и что «соразмерность произведения явно нарушена излишними подробностями о детском возрасте героини» (С, 1849, № 3, отд. V, стр. 67). Тем не менее общее впечатление критика стало теперь более благоприятным; он отметил, что последние страницы второй части написаны увлекательно, в ней есть места «живые и оригинальные» и «весь роман, если рассматривать его как ряд отдельных сцен, читается с удовольствием». «Весьма верно и отчетливо выставлена безумная, жгучая привязанность загнанной и унылой Неточки к ее маленькой подруге: дети, развившиеся под гнетом враждебных обстоятельств, чрезвычайно способны к таким преждевременным, эксцентрическим страстям» (там же, стр. 67, 69).

Дружинин сочувственно выделил образ Кати: «В этой части автор заставил действовать трех детей; из них двое: мальчик Ларенька и слезливая Неточка — довольно вялы и бесцветны, но третье лицо, крошечная княжна Катя, очертано с живостью и грациею, которые делают честь г. Достоевскому» (там же, стр. 67).

В позднейшей критике несколько упоминаний о «Неточке Незвановой» встречаем в статьях, посвященных роману «Униженные и оскорбленные». Так, А. Хитров, обращаясь в начале своей рецензии к творчеству Достоевского 1840-х годов, охарактеризовал «Неточку Незванову» как «голос за бедную сироту» («Сын отечества», 1861, 3 сентября, № 36, стр. 1062). Е. Тур считала, что по стилю и проблематике «Неточка Незванова» предвосхитила новый роман Достоевского («Русская речь», 1861, 5 ноября, № 89, стр. 573).

Значительная, хотя и лаконичная, оценка романа принадлежала А. А. Григорьеву. После появления «Неточки Незвановой», отмечал Григорьев, «поэт сентиментального натурализма сам сделал важный шаг к выходу из него» (см.: И. С. Тургенев и его деятельность по поводу романа «Дворянское гнездо». РСл, 1859, № 5, отд. II, стр. 22).

Существенный интерес представляет суждение Н. А. Добролюбова о героях «Неточки Незвановой», которых он в статье «Забитые люди» сопоставляет с другими персонажами Достоевского. Отметив, что Достоевский «любит возвращаться к одним и тем же лицам по нескольку раз и пробовать с разных сторон те же характеры и положения», Добролюбов писал: «У него есть несколько любимых типов, например тип рано развившегося, болезненного, самолюбивого ребенка, — и вот он возвращается к нему и в „Неточке“, и в „Маленьком герое“, и теперь в Нелли <…>. Характер Нелли — тот же, что характер Кати в „Неточке“, только обстановка их различна. Есть тип человека, от болезненного развития самолюбия и подозрительности доходящего до чрезвычайных уродств и даже до помешательства, и он дает нам г. Голядкина, музыканта Ефимова (в «Неточке»), Фому Фомича (в «Селе Степанчикове»). Есть тип циника, бездушного человека, лишь с энергией эгоизма и чувственности, — он его намечает в Быкове (в «Бедных людях»), неудачно принимается за него в „Хозяйке“, не оканчивает в Петре Александровиче (в «Неточке») и, наконец, теперь раскрывает вполне в князе Валковском (которого, кстати, даже и зовут тоже Петром Александровичем)» (см.: Добролюбов, т. VII, стр. 238).

Из более поздних высказываний о «Неточке Незвановой» следует отметить отзыв О. Ф. Миллера. Изложив в своих «Публичных лекциях» содержание романа, он, вслед за Добролюбовым, сближает образы Неточки и Нелли, но считает, что, причисляя этих героинь к «забитым людям», критик «впадает в односторонность». Суждение Добролюбова, обратившего в трактовке образов Достоевского главное внимание на то, «до какой степени все эти люди придавлены жизнью», нужно, по мнению Миллера, восполнить «не менее верным суждением Белинского» (см.: Миллер, стр. 220, 214). По крайней мере некоторые из героев Достоевского, по Миллеру, «не дали окончательно подавить в себе всё человеческое». К таким героям он относил Неточку и Нелли, считая их не «забитыми», а преждевременно развившимися «до крайних пределов», способными к самоотверженной любви и страстной ненависти, «не поддающимися» жизни. «Нам приходится окончательно признать, — продолжал Миллер, — верным <…> сужденье Белинского, не дождавшегося ни „Неточки“, ни „Униженных и оскорбленных“, но как бы заранее угадавшего смысл и будущих произведений Достоевского» (там же).

р. 143. Наконец, капельмейстер умер скоропостижно ~ от апоплексического удара (ср. стр. 144). — В рассказе о таинственной смерти капельмейстера, возможно, есть отзвук реального трагического события, пережитого молодым Достоевским: в 1839 г. отец писателя был убит своими крестьянами. Родственники решили не предавать огласке причину смерти М. А. Достоевского, и в документах следствия было записано, что «смерть произошла от апоплексического удара» (см.: Достоевский, А. М., стр. 110).