Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 4. Стихотворения. Поэмы (1918–1921)

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что слово — это Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.

30. Лес

В том лесу белесоватые стволы
Выступали неожиданно из мглы,

Из земли за корнем корень выходил,

Точно руки обитателей могил.

Под покровом ярко-огненной листвы

Великаны жили, карлики и львы,

И следы в песке видали рыбаки

Шестипалой человеческой руки.

Никогда сюда тропа не завела

Пэра Франции иль Круглого Стола,

И разбойник не гнездился здесь в кустах,

И пещерки не выкапывал монах.

Только раз отсюда в вечер грозовой

Вышла женщина с кошачьей головой,

Но в короне из литого серебра,

И вздыхала и стонала до утра,

И скончалась тихой смертью на заре,

Перед тем как дал причастье ей кюре.

Это было, это было в те года,

От которых не осталось и следа,

Это было, это было в той стране,

О которой не загрезишь и во сне.

Я придумал это, глядя на твои

Косы — кольца огневеющей змеи,

На твои зеленоватые глаза,

Как персидская больная бирюза.

Может быть, тот лес — душа твоя,

Может быть, тот лес — любовь моя,

Или, может быть, когда умрем,

Мы в тот лес направимся вдвоем.

31. Персидская миниатюра

Когда я кончу наконец
Игру в cache-cache[2]

со смертью хмурой,То сделает меня Творец
Персидскою миниатюрой.

И небо точно бирюза,

И принц, поднявший еле-еле
Миндалевидные глаза
На взлет девических качелей.

С копьем окровавленным шах,

Стремящийся тропой неверной
На киноварных высотах
За улетающею серной.

И ни во сне, ни наяву

Не виданные туберозы,
И сладким вечером в траву
Уже наклоненные лозы.

А на обратной стороне,

Как облака Тибета чистой,
Носить отрадно будет мне
Значок великого артиста.

Благоухающий старик,

Негоциант или придворный,
Взглянув, меня полюбит вмиг
Любовью острой и упорной.

Его однообразных дней

Звездой я буду путеводной.
Вино, любовниц и друзей
Я заменю поочередно.

И вот когда я утолю

Без упоенья, без страданья
Старинную мечту мою —
Будить повсюду обожанье.

32