Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

4) Я не считаю предосудительным участие в газете, где печатаются С. Ф. Ольденбург, Державин, Лемке, Носков, Стрельников, проф<ессор> Пресс, проф<ессор> Курбатов и мн<огие> другие заслуживающие (в той или иной мере) уважение литераторы. Что же касается «Красн<ой> газ<еты>» и «Маховика», то едва ли нужно пояснять, что в них я не печатался и печататься не собираюсь. Вообще же мне неясно, почему можно сотрудничать в желтой Биржевке и нельзя в красных Известиях, почему можно состоять на советской службе и нельзя участвовать в советской прессе, почему печатно выступать перед «толпой» нельзя, а с эстрады Дома отдыха — можно. Помимо всего этого советую Вам подумать над тем, умно ли требовать от критика хронического благоговейного каждения фимиама, благородно ли намерение «всячески вредить» человеку, которому и в голову не приходило подсыпать в чужую, заваренную Вами кашу «Толченого стекла», и, наконец, как ужасно огорчительно для меня Ваше нежелание подавать мне свою драгоценную длань. Ради уяснения того, что такое подлинная «гнусность, развязность и неприличие», я советую Вам вспомнить наш разговор о том, как совсем не по-Вашему реагировал в свое время Блок на критику Розанова. Так как было бы преступно лишать потомство памяти о том, что «жил на свете рыцарь бедный», хотя не «молчаливый и простой», но «мудрый и смелый», и так как «в биографии славной твоей не должно оставаться пробелов», то разрешите мне считать это письмо открытым. Надеюсь, Вы поймете когда-нибудь, что Ваши слова об «оглашении непроверенных слухов» основаны на явном недоразумении. И прошу верить, что плохо понятая Вами идея рыцарства, одушевляющая Вас, не может, как и всякая другая идея, изменить моего доброго к Вам отношения. Если же г-жа Одоевцева чувствует себя лично оскорбленной (?), то я охотно извиняюсь перед ней в том, что так неосторожно популяризировал сведения о ея миловидной внешности.

Э. Голлербах.

26.II.1921.

57. От Э. Ф. Голлербаха

<Петроград.> 27.IV.<19>21<г.>

Четверг Страстной недели

Николай Степанович.

Пространственно-временные причины помешают мне прийти в ближайшее воскресенье к Вам и сказать, что Христос все-таки воскрес, несмотря на все козни, из коих опаснейший — бес вражды и самости.

Позвольте же мне в день Воскресенья сделать это мысленно и поцеловать Вас трижды. Если можете, убейте в себе враждебное чувство ко мне.

В дни Радости нечаянной теряют всякое значение нечаянные глупости, вроде, напр<имер>, рецензии на «Дракона».

К тому же, повторяю, она не злонамеренна.

Э. Г<оллербах.>

58. От О. М. Зиф

Москва. 4.07.<19>21<г.>

Уважаемый Николай Степанович!

Случайно узнала, что Вы в Москве и собираетесь завтра домой. Во-первых, хотела предложить поехать вместе, т<ак> к<ак> тоже завтра уезжаю в Питер. Ждала Вас здесь до 9 ч. вечера, но дальше мне ждать совершенно нет времени. Будьте милым, если успеете позвоните мне по тел<ефону> сегодня до 1 ч<аса> ночи, № 44884. Вызовите меня.

Если Вы завтра почему-либо не уедете, я позвоню в среду сразу по приезде Анне Николаевне и передам, что Вы живы, здоровы и собираетесь обратно домой.

Желаю всего лучшего.

Ваша верная ученица и почитательница Ольга Зиф.

59. От Г. В. Иванова

<Петроград. До 3 августа 1921 г.>

Почтамтская, 20, кв<артира> 7. Т<елефон> 28-81.

Милый Николай!

Пожалуйста, приходите сегодня с Анной Николаевной к нам; и приводи с собой Михаила Леонидовича, если он будет у тебя. Приходите непременно. Мне самому нельзя уйти из дому, потому что у меня будет один корпусной товарищ.

Г. Иванов.

60. От А. Н. Гумилевой

<Петроград. До 3 августа 1921 г.>

Дорогой Котик, конфет, ветчины не купила, ешь колбасу, не сердись. Кушай больше, в кухне хлеб, каша, пей все молоко, ешь булки. Ты не ешь, и все приходится бросать, это ужасно.

Целую.

Твоя Аня.

Комментарии (Письма Н. С. Гумилева)