Полное собрание сочинений в 8 томах. Том 6

Изабелла замещает Кассандру. Последняя — грубоватая, провинциальная, хотя и не лишенная известного красноречия девушка, примитивный героизм которой сводится к тому, что для спасения жизни брата она жертвует честью. Но Кассандра — только грубый и отдаленный прототип Изабеллы. Изабелла — образ, сильно идеализированный, более уместный, пожалуй, в трагедии или в мелодраме, чем в комедии. Этот образ приобретает трагическую окраску, когда в поведении Изабеллы обнаруживается положительная принципиальность, и соответствующие сцены, лучшие в пьесе и одни из лучших у Шекспира, — оба ее диалога с Анджело (II, 2 и II, 4) и в особенности ее диалог с братом (III, 1) — отличаются большой трагической напряженностью. Сохранение «чести» для нее такой же принцип, как охрана закона для Анджело; она становится для него прямым контрпартнером. Но в то время как Анджело у Шекспира по сравнению с Промосом Уэтстона облекается в плоть и приобретает кровь и жизнь, когда его принципы взрываются бурлящей в нем страстью, Изабелла перестает быть схемою и приобретает жизненность в согласовании принципа и движения сердца: «У меня хватит решимости сделать все, что не нарушает правды моего духа», — говорит Изабелла герцогу (III, 1). Поэтому, когда в последней сцене появляется Клавдио и Изабелла узнает, что он благополучно избежал казни, но никак на это не реагирует (V, 1), — мы здесь, вероятно, имеем ту урезку текста, о которой упоминалось выше, если только не предположить, что Шекспир намеренно хотел подчеркнуть принципиальную последовательность Изабеллы. В этом случае для ее характеристики приобретают особенное значение слова, обращенные ею к брату: «Умри, погибни!.. Шлю тысячу молитв за смерть твою, о жизни ни одной!» (III, 1) и сентенция, обращенная к герцогу незадолго до появления на сцене мнимо казненного Клавдио: «Ведь брат мой по закону был осужден за то, что совершил» (V, 1). Заметим, однако, что в пользу утери текста говорит некоторая несогласованность в поведении Изабеллы: соблюдая по отношению к брату такую строгую принципиальность, Изабелла находит оправдание для Анджело в том, что у него «Деянье ведь намереньем осталось» (V, 1), причем эта сентенция относится не к предотвращенной герцогом казни Клавдио, а к покушению Анджело на ее честь[187]. О спасении брата она еще не знает, но забывает, что грозила за его смерть «вырвать глаза» у «проклятого Анджело» (IV, 3), и все прощает Анджело. Точно так же забывает она и то, что ее подруга и названная сестра Джульетта — невеста Клавдио и что формальное заключение брака Клавдио и Джульетты было только отложено на время (см. I, 2)[188], — обстоятельство, смягчающее вину Клавдио, ибо вступление в фактический брак до заключения церковного брака не слишком противоречило нравам времени Шекспира (см. аналогичный момент в жизни самого Шекспира).

Если мы обратимся к «Промосу и Кассандре», то найдем, что здесь такого упущения нет, и встреча с сестрою вышедшего из своего убежища Андруджо подготовлена известием его бывшего слуги (Ганнона, видевшего Андруджо на рынке) и сопровождается следующим выражением взаимных чувств:

«Полина (у Шекспира — Джульетта). Мой дорогой Андруджо!

Андруджо. Милая Полина!

Кассандра. Жив Андруджо, здравствуй, милый брат.

Андруджо. Кассандра?

Кассандра. Я.

Андруджо. Как поживаешь, дорогая сестра?

Король. Андруджо, у тебя еще найдется время...»

Из этого отрывка видно также, что и возлюбленная Андруджо принимает участие в развязке комедии, тогда как Джульетта, хотя, как указано в ремарке, появляется на сцене одновременно с закутанным в плащ Клавдио, но точно так же, как Изабелла, ничем не выражает своих чувств при виде спасенного от смерти Клавдио. Поэтому и здесь возникает вопрос — не имеем ли мы дело с потерею текста, или, может быть, ее имя в ремарке поставлено вопреки авторскому намерению? Кстати сказать, также не мотивировано первое появление Джульетты (I, 2), где она сопровождает Клавдио в тюрьму и, не произнося ни слова, остается на сцене во время переговоров Луцио и Клавдио, который излагает положение вещей своему другу и направляет его к Изабелле. Всей этой сцене в комедии Уэтстона нет никакого соответствия.