Стр. 77. — Цитируется ст-ние И. Ф. Анненского «Человек» (И был бы, верно, я поэт, / Когда бы выдумал себя). Стр. 95. — В данном контексте упоминание «нечаянной радости» (один из видов (чинов) православной иконы Богородицы) — реминисцентная отсылка к одноименной книге стихов А. А. Блока, некоторые из ст-ний которой содержат мотив «принятия мира» (см. подобное упоминание в аналогичном контексте в стр. 6–7 № 43 наст. тома). Стр. 96–97. — Имеется в виду сказка «Гадкий утенок» Г.-Х. Андерсена; ср. у Ахматовой: «Только ставши лебедем надменным / Изменился серый лебеденок...» («В ремешках пенал и книги были...»). Стр. 100–103. — Дж. Доэрти отмечает непосредственную связь этого «несколько неожиданного» метафорического применения «голоса» к какой-нибудь внутренней или внешней действительности с утверждением, в следующем абзаце, значения зрительного акта. По его мнению, акмеизм стремился к «равновесию» «голоса» и «зрения», отклоняясь от простого фиксирования восприятия действительности, и в этом смысле является анти-реалистичным и субъективным (см.: Doherty. P. 149). Стр. 107–118. — Цитируется ст-ние «Плотно сомкнуты губы сухие...». Стр. 128–129. — Цитируется ст-ние «Протертый коврик под иконой...». Стр. 131–132. — Цитируется ст-ние «Я пришла к поэту в гости...». Стр. 135–136. — Цитируется ст-ние «Гость». Стр. 138–139. — Цитируется ст-ние «Знаю, знаю — снова лыжи...». Стр. 141. — Цитируется ст-ние «Меня покинул в новолунье...». Стр. 147–148. — Имеются в виду ст-ния «Протертый коврик под иконой...», «Ты письмо мое, милый, не комкай...» (В этом сером будничном платье, / На стоптанных каблуках...), «Вижу выцветший флаг над таможней...». Стр. 150. — Пэон — сверхдлинная (четырехсложная) стопа, получаемая сочетанием пиррихия с ямбической или хореической стопами в разных комбинациях; под «паузой» здесь имеется в виду пропуск (стяжение) безударного слога в стопах, порождающий эффект дольника (см. комментарий к стр. 17–110 № 56 наст. тома). Стр. 155–162. — «У Гумилева по отношению к лирическим стихам была особая количественная теория строфики. Каждая количественная комбинация (в пределах «малого» стихотворения) обладала, по его убеждению, своей инерцией в развертывании лирического сюжета» (Гинсбург Л. Я. Гумилев // Жизнь Николая Гумилева. С. 175). В конспектах лекций по теории поэзии (см. т. X наст. изд.[56]
) он пояснял: «Два четверостишия, связанные одной мыслью, но отдельно развитые, называются восьмистишием. В нем обыкновенно в первой строфе дается образ, во второй строфе чувство, но возможна и обратная композиция (пример Ахматова). Восьмистишие <...> это прекрасная сжатая форма стихотворения. [Но далеко не всегда содержание может быть вложено в восемь строк.] В трех строфах стихотворение развивается свободнее, в третьей строфе [дается] заключение или синтез; это дает возможность расширить тему, но все же стихотворение остается кратким и требует четкой сжатости. <...> В четырехстрофном трудно найти связывающую строфу. Четвертая строфа всегда стремиться быть выходом вовне стихотворения. Поэтому удобнее писать пятистрофные стихи, давая в последней строфе синтез всего предыдущего». Стр. 170–171. — О «разорванности впечатлений» в ст-ниях «Вечера» писал в «аполлоновской» рецензии В. А. Чудовский (Аполлон. 1912. № 5. С. 46).О П. А. Радимове см. № 41 наст. тома и комментарии к нему.
Стр. 182–187. — Имеется в виду, прежде всего, ст-ние «Ночь» (последняя строфа которого цитируется в рецензии):
Стр. 193–195. — Имеются в виду ст-ния, собранные в разделе «Путешествие в Башкирию» —
и ст-ния, собранные в разделе «Токаревские элегии» —
Стр. 204–209. — Цитируется IX глава поэмы «Попиада».
О Г. В. Иванове см. №№ 40, 68 наст. тома и комментарии к ним.