— О необходимости и возможности новыхъ началъ для философіи
(стр. 223). — Впервые напеч. въ „Русск. Бесд” 1856 г. кн. II. Цензурою были вычеркнуты (въ какомъ именно мст — опредлить невозможно) слдующія строки: „чтобы даже внутренній приговоръ совсти, боле или мене очищенной, онъ не признавалъ, мимо согласія другихъ разумтельныхъ силъ, за конечный приговоръ высшей справедливости” (см. письмо Т. И. Филиппова къ И. В. Киревскому отъ 5 іюня 1856 г., Барсуковъ,— Отрывки
(стр. 265). — Впервые напеч., съ обширнымъ послсловіемъ А. С. Хомякова, въ „Рус. Бесд” 1857 г., кн. V.Томъ II
ОТДЛЪ ВТОРОЙ.
Нчто о характер поэзіи Пушкина.
(1828).
Отдавать себ отчетъ въ томъ наслажденіи, которое доставляютъ намъ произведенія изящныя, — есть необходимая потребность и вмст одно изъ высочайшихъ удовольствій образованнаго ума. Отъ чего же до сихъ поръ такъ мало говорятъ о Пушкин? Отъ чего лучшія его произведенія остаются неразобранными[1]
, а вмсто разборовъ и сужденій слышимъ мы одни пустыя восклицанія: „Пушкинъ поэтъ! Пушкинъ истинный поэтъ! Онгинъ поэма превосходная! Цыганы мастерское произведеніе!” и т. д.? Отъ чего никто до сихъ поръ не предпринялъ опредлить характеръ его поэзіи вообще, оцнить ея красоты и недостатки, показать мсто, которое поэтъ нашъ усплъ занять между первоклассными поэтами своего времени? Такое молчаніе тмъ непонятне, что здсь публику всего мене можно упрекнуть въ равнодушіи. — Но, скажутъ мн можетъ быть, кто иметъ право говорить о Пушкин? —Тамъ, гд просвщенная публика нашла себ законныхъ представителей въ литератур, тамъ не многіе, законодательствуя общимъ мнніемъ, имютъ власть произносить окончательные приговоры необыкновеннымъ явленіямъ словеснаго міра. Но у насъ ничей голосъ не лишній; мнніе каждаго, если оно составлено по совсти и основано на чистомъ убжденіи, иметъ право на всеобщее вниманіе. Скажу боле: въ наше время каждый мыслящій человкъ не только можетъ, но еще обязанъ выражать свой образъ мыслей передъ лицомъ публики, — если, впрочемъ, не препятствуютъ тому постороннія обстоятельства; ибо только общимъ содйствіемъ можетъ у насъ составиться то, чего такъ давно желаютъ вс люди благомыслящіе, чего до сихъ поръ, однакоже, мы еще не имемъ,
и что, бывъ результатомъ, служитъ вмст и условіемъ народной образованности, а слдовательно, и народнаго благосостоянія: я говорю объ общемъ мнніи. Къ тому же все, сказанное передъ публикою, полезно уже потому, что сказано: справедливое — какъ справедливое; несправедливое — какъ вызовъ на возраженія.
Но говоря о Пушкин, трудно высказать свое мнніе ршительно; трудно привесть къ единству все разнообразіе его произведеній и пріискать общее выраженіе для характера его поэзіи, принимавшей столько различныхъ видовъ. Ибо, выключая красоту и оригинальность стихотворнаго языка, какіе слды общаго происхожденія находимъ мы въ Руслан и Людмил, въ Кавказскомъ Плнник, въ Онгин, въ Цыганахъ и т. д.? — Не только каждая изъ сихъ поэмъ отличается особенностью хода и образа изложенія (la mani`ere); но еще нкоторыя изъ нихъ различествуютъ и самымъ характеромъ поэзіи, отражая различное воззрніе поэта на вещи, такъ что въ перевод ихъ легко можно бы было почесть произведеніями не одного, но многихъ авторовъ. Эта легкая шутка, дитя веселости и остроумія, которая въ Руслан и Людмил одваетъ вс предметы въ краски блестящія и свтлыя, уже не встрчается больше въ другихъ произведеніяхъ нашего поэта; ея мсто въ Онгин заступила уничтожающая насмшка, отголосокъ сердечнаго скептицизма, и добродушная веселость смнилась здсь на мрачную холодность, которая на вс предметы смотритъ сквозь темную завсу сомнній, свои наблюденія передаетъ въ каррикатур, и созидаетъ какъ бы для того только, чтобы черезъ минуту насладиться разрушеніемъ созданнаго. Въ Кавказскомъ Плнник, напротивъ того, не находимъ мы ни той доврчивости къ судьб, которая одушевляетъ Руслана, ни того презрнія къ человку, которое замчаемъ въ Онгин. Здсь видимъ душу, огорченную измнами и утратами, но еще не измнившую самой себ, еще не утратившую свжести прежнихъ чувствованій, еще врную завтному влеченію, — душу, растерзанную судьбой, но не побжденную: исходъ борьбы еще зависитъ отъ будущаго. Въ поэм Цыганы характеръ поэзіи также совершенно особенный, отличный отъ другихъ поэмъ Пушкина. Тоже можно сказать почти про каждое изъ важнйшихъ его твореній.
Но, разсматривая внимательно произведенія Пушкина, отъ Руслана и Людмилы до пятой главы Онгина, находимъ мы, что при всхъ измненіяхъ своего направленія, поэзія его имла три періода развитія, рзко отличающихся одинъ отъ другаго. Постараемся опредлить особенность и содержаніе каждаго изъ нихъ, и тогда уже выведемъ полное заключеніе о поэзіи Пушкина вообще.