Полное собрание стихотворений

Здесь уже говорит не автор-дидактик, а рассказчик — свидетель этого необычайного происшествия, с наивным простодушием передающий свое впечатление. У Геллерта это место звучит гораздо суше, как простая констатация фактов.

Die Gassen wimmel von Мillionen Seelen,
Маn hebt diе Fenster аus, mаn deckt diе Dacher аb;
Denn аlles will den grunen Еsel sehn,
Und аlle konnten doch nicht mit dem Еsel gеhn.

Уже на третий день «зеленый осел» перестал производить какое-либо впечатление:

На третий день осла по улицам ведут;
Смотреть осла уже и с места не встают,
И сколько все об нем сперва ни говорили,
Теперь совсем об нем забыли.

По ясности и живости изложения, по самому тону «простодушного рассказчика», которым ведется повествование, Хемницер предваряет появление крыловских басен («Слон и моська», например).

П. А. Плетнев в сороковые годы XIX века отмечал, что «простые, легкие формы» хемницеровских басен до сих пор привлекают к ним внимание. «Чуждаясь пестроты и многословия предшественника своего (т. е. Сумарокова. — Н. С.), он почти возвратился к единству и краткости древних, которые в баснях никогда не были вполне художниками, а только моралистами. Согласно с характером поэзии внутренней, и стих его обработался только в безыскусственности, к сожалению переходящей иногда в прозаическую холодность и медленность».[1] Этот отзыв Плетнева не только характеризует место, занимаемое Хемницером в развитии русской басни, но и указывает на слабые стороны его басен. Хемницер еще робко прибегает к диалогу, речь его персонажей редко отличается специфически индивидуальной манерой, столь характерной для басен Крылова, но сдержанная правильность его языка означала новый этап в развитии русской басни.

Баснописец начала XIX века и теоретик басенного жанра А. Е. Измайлов писал о баснях Хемницера: «Хемницер имеет самое главное и существенное достоинство баснописца-поэта: простодушие (la naivite). Если бы он при своем пленительном простодушии одарен был столь же сильным и пламенным чувством, как Дмитриев; если б владел, подобно ему, животворною кистью поэзии и с таким же тщанием и вкусом обрабатывал свои стихи, то я не усумнился бы назвать его вторым Лафонтеном. Впрочем, справедливость требует сказать, что Хемницер первый начал у нас писать в стихах настоящим простым слогом в то время, когда язык не был еще очищен и когда не имели понятия о хорошей версификации. Удивительно, как он мог без основательного учения словесности и без образцов на отечественном языке достигнуть совершенства в столь трудном роде стихотворений, каким признается басня, получившая от Лафонтена новую форму. Рассказ у Хемницера бесподобен: нигде почти у него не видно принуждения; кажется, что он писал без всякого труда и невольно забавлял читателей своей простотою; но сия-то мнимая простота (bonhmiе) или, правильнее, простодушие есть в басне и сказке верх дарования и искусства».[1] То, что нам теперь кажется в стихах Хемницера рассудочным и бледным в языковом отношении, — для его современников и даже для ближайших поколений представлялось образцом простоты и естественности, примером разговорного слога.

В словарном, лексическом отношении язык Хемницера действительно приближается к разговорному, включая нередко и народное «просторечие». Он пользуется такими словами и выражениями, как оплошать», «оправить», «шел путем-дорогой», «авось», «впрям», «эдак», «ждать-пождать», «встужиться», «взметаться», «чужого не замай», «куды несчастный я поспел», «денег сто рублев», «на стать воронью поступают», «с надсадною кричит», «талан», «бедокур», щечили», «ни кола ни двора» и т. п. Однако он избегает нарочито грубых слов крестьянского обихода, которыми так любил уснащать свои басни Сумароков.

Хемницер охотно насыщает свои басни словами с уменьшительными, ласкательными и увеличительными суффиксами, столь характерными для народной речи: «возище», «батюшка», «дитятко», «дружок», «молодчик», «сынок» и т. п. Нередко он прибегает к народному словечку «свет», которое так полюбит затем Крылов: «Ну, говорит, узнай, мой свет!», «Ты ошибаешься, мой свет!»

Народный характер придают языку басен и характерные фразеологические обороты: «На ту беду...», «Челнок вам на беду, поверьте мне, я знаю», «Я чаю, что тебя послушать...», «Жить домом, говорят, нельзя без кошки быть» и т. д. Сплошь и рядом Хемницер включает в свои басни подлинные народные пословицы: «Заставь дурака молиться, дурак и лоб разобьет», «Святое место пусто не будет», «Худой мир лучше доброй ссоры», «Многие умеют мягко стлать, да жестко спать», «И от добра добра не ищут».