Лишь только я успел сказать:«Ну, басенки мои и сказочки, прощайте,Вас требуют, и мне вас больше не держать, Ступайте;Приятелям моим привык я угождать:Они меня о том не раз уже просили, Чтоб напечатать вас отдать», —Все басни с сказками ко мне тут приступили,И, каждая приняв и голос свой, и вид, Старик мне первый говорит: «Помилуй, что́ ты затеваешь,Что ты без всякой нас защиты отпускаешь!Ужли ты для того на свет нас жить пустил.И нас, детей своих, лелеял и учил,Чтоб мы на произвол судьбы теперь остались И без прибежища скитались? Не сам ли ты через меня сказал,Что в море бы одним робятам не пускаться?А ты теперь и сам что делать с нами стал?» Бедняк тож к речи тут пристал:«А я куды гожусь? Как в свет мне показаться?Ты знаешь, батюшка, довольно, свет каков,Какое множество развратных в нем умов;Ты знаешь, сколько в нем на правду негодуют.И как порочные умы об ней толкуют?А ты ведь, батюшка, когда нас воспитал, Ну дети, правдою живите. И правду говорите», — Всегда нам толковал.Так ты нас под ее защитой отпускаешь? Помилуй, разве ты не знаешь,Какой по бедности моей мне был приемВ беседе перед богачом? Чего же доброго теперь мне дожидаться,Когда мне в свет еще и с правдой показаться?Нет, ежели ты в свет задумал нас пустить,Отдай Дьяковой нас в покров и защищенье.Тогда хоть мы от злых услышим поношенье, Что станем правду говорить,Но в ней не гнев найдем, увидим снисхожденье;Ее одно в том утешенье, Один закон, одно ученье, Чтоб правду слышать и любить.Она нас иногда от клеветы избавит,А именем своим тебя и нас прославит.И наших недругов заставит, может быть, Еще нас и любить.Хоть в свете истина собой и не терпима,Так из прекрасных уст всё может быть любима».— «Как? ей представить вас? что вы, с ума сошли? Подите ж прочь! пошли! пошли!»Сперва-таки как лад просили, всё просили;Но вдруг как подняли и плач, и вой такой! «Ой! батюшка, постой! постой!Ой! что задумал ты над нашей головой!»Тут все они свои заслуги протвердили Без череды и чередой.Иная басня тут медведем заплясала, Другая тут свиньей визжала. Медведь сказал«Что, разве ты забыл, как в басне я плясал?» Свинья свое напоминала И с прочими туда ж твердит:«Припомни, как меня в девятой басне били, Гоняли, мучили, тузили». Слоны с коровой приступили. Корова говорит:«Что, разве даром я под седоком страдала, За лошадь службу отправляла И невпопад ступала? А что я не скакала, Так я не виновата в том, Что не роди́лася конем». Слоны свое тут толковали: «Да мы чем виноваты стали,Что, новый ты совет затеяв учредить, С нами, С слонами, Скотов с предлинными ушами.За красное сукно изволил посадить? Иль наши все труды пропали? Так из чего ж бы нам служить?»И уши криком мне и воем прожужжали.Другие было все туда ж еще пристали;Но я, чтоб как-нибудь скоряй их с шеи сжить,Стал гнать их от себя, кричать на них, бранить:«Поди, уродлива станица, отступися!»Они, сударыня, и пуще привяжися. Я им в рассудок говорить:«Да как уродов вас Дьяковой мне представить?Иль вкус и красоту ее мне оскорбитьИ самому себя пред нею обесславить?Ну, кстати ли?» — Они никак не отставать;Стоят на том, чтоб Вам в защиту их отдать:Хотя бы, говорят, мы ей не показались,Так мы бы именем ее покрасовались. Я всё не смел им обещать,Как вздорная меня станица ни просила;Но вдруг, где ни взялась, жена тут приступила,Котору в сказке я десятой описал;Тут я, сударыня, что делать, уж не знал, И, чтоб скоряй с ней разойтиться, Я был уж принужден решиться. «Да, да, — я ей сказал, — Так точно, знаю, знаю...Подите только прочь, я всё вам обещаю...» Дав слово, должен я сдержать.Не надобно бы так нескромно обещать;Но, силу кротости и власть рассудка знаяИ вздорную лишь тем исправить уповая,Подумал я: «Пускай же будет и она На путь прямой обращена; Не первая то будет злая Обезоружена жена…»Пожалуйте ее, сударыня, исправьте; А мне простите слог простой, И счастье тем мое составьте:Позвольте, чтоб Вам был покорнейшим слугой,