Так десять дней прошло, и только небо знало,Как были тягостны нам эти десять дней:То на душе у нас надежда расцветала,То жгучий страх вставал за остальных детей.Но смерть щадила нас… смолкали опасенья,Смолкала скорбь в груди – и ангел утешеньяВ печальный мой шатер с улыбкою слетел.И снова вечером вокруг меня с женою,Когда наш огонек едва блистает с мглою,Беспечный детский смех струился и звенел…Но, видно, божий гнев, как вихрь неукротимый,Как смерч губительный, карать не уставал;Я помню страшный час, когда мой сын любимый,Мой младший сын, как брат, бледнел и угасал.Еще смеялся он, – а смерть уже леталаНад ним и холодом дышала на него,И гнойные уста с насмешкою вонзалаВ дрожащие уста малютки моего!..Я первый увидал на нем ее лобзанья…Я крикнул: «Смерть в шатре!» – и сына я схватилИ вынес в степь, и там, безумный от страданья,На землю знойную, рыдая, опустил.Спасенья не было… охваченный недугом,Уж задыхался он – и задыхался я…Верблюды умные, столпившись тесным кругом,Смотрели на меня и на мое дитя.А из-за пальм луна торжественно вставала,Сверкая, как всегда, бездушной красотой,И мягким отблеском с лазури озарялаИ пальмы, и пески, и труп его немой…
Не презирай толпы: пускай она пороюПуста и низменна, бездушна и слепа,Но есть мгновения, когда перед тобоюНе жалкая раба с продажною душою, –А божество-толпа, титан-толпа!..Ты к ней несправедлив: в часы ее страданийНе шел ты к ней страдать… Певец ее и сын,Ты убегал ее проклятий и рыданий,Ты издали любил, ты чувствовал один!..Приди же слиться с ней: не упускай мгновенья,Когда болезненно-отзывчива она,Когда от пошлых дел и пошлого забвеньяУтратой тягостной она пробуждена.Не презирай толпы: пускай она бываетПошла и низменна, бездушна и слепа,Но изучи ее, когда она страдает,И ты поймешь, гордец, как велика толпа.