Лермонтов был близок Плещееву тем, что наиболее полно выразил и трагизм существования, и «с небом гордую вражду». Еще М. Михайлов заметил связь героя отрывка из поэмы «Сон» с лермонтовским «Пророком». Задача общественного служения, тема «толпы» в стихотворениях «Сон» и «Поэту» также идут от Лермонтова. Более того, для Плещеева характерно сознательное воспроизведение одновременно пушкинских и лермонтовских поэтических формул и стилистических оборотов (см., например., стихотворения «На зов друзей», «Еще один великий голос смолк…»). От Лермонтова идет и мотив тоски, раздумья на балу или празднике, широко использованный Плещеевым. Но за словесным совпадением нет полного совпадения образов. В отличие от Ап. Григорьева, Э. Губера, он остался чужд настроениям демонизма и болезненной тоски. Он переосмысливает лермонтовские мотивы в духе социальной борьбы с конкретными врагами.
Пафос высокой гражданственности, лиризм, элегичность интонаций, эмоциональная напряженность, сделали Плещеева самым популярным поэтом 40-х годов. Но уже в конце 40-х годов сам Плещеев осознает, что слабость его стихов – условность поэтических формул, романтическое решение некоторых тем (поэта и толпы и др.).
В статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года», критикуя современную поэзию, Белинский не называет Плещеева. Но его рассуждения о «маленьких талантах» относились во многом и к нему. Для Белинского в 1847 году «рефлективная» поэзия потеряла свое значение. Мученье внутренней борьбы, тоска, горечь разочарований – словом, художественная разработка душевных состояний подвергалась едкому осмеянию в его статье. Даже в поэзии Огарева он решительно осуждал «гамлетовское направление». Размышления Белинского о современной лирике оказали серьезное влияние на Плещеева. В одном из фельетонов «Петербургской хроники» он, по существу, критически переоценивает собственные стихи в своеобразной автопародии «Как испанская мушка, тоска…».
В дальнейшем мотивы тоски у Плещеева приобретут большую конкретность и жизненную, подчас автобиографическую основу.
Но судьба поэзии Плещеева в 40-е годы уже была предопределена. 28 апреля 1849 года Плещеев был арестован в Москве. Одним из главных обвинений против него было распространение письма Белинского к Гоголю. Военно-судебная комиссия приговорила его к четырем годам каторги, замененной «во внимание к молодым его летам» сдачей рядовым в Оренбургский линейный батальон. Так трагически завершился первый период жизни и деятельности молодого поэта, о котором он в письме к А. И. Пальму вспоминал как о «великих минутах» и лучшем и самом светлом времени.[33]
6 января 1850 года Плещеев прибыл в Уральск и был зачислен рядовым солдатом в 1-й Оренбургский линейный батальон. Через два с лишним года, 25 марта 1852 года, его перевели в Оренбург в 3-й линейный батальон. «На первых порах, – свидетельствовал сын оренбургского приятеля Плещеева М. Дандевиль, – жизнь его в новом месте ссылки была прямо ужасна».[34] «Годами нравственных страданий» называл сам Плещеев свое оренбургское житье.[35]
2 марта 1853 года Плещеев, по его собственной просьбе, был переведен в состав 4-го линейного батальона, отправлявшегося в опасный и тяжелый поход в степь. Он участвует в осаде и взятии кокандской крепости Ак-Мечеть. В письме к оренбургскому приятелю он объяснял свое участие тем, что «цель похода была благородна – защита утесненных, а ничто так не одушевляет, как благородная цель».[36] За участие в боях он был произведен в унтер-офицеры.
Зиму 1853–1854 года он снова проводит в Оренбурге, а весну 1854 года встречаете крепости Ак-Мечеть, переименованной в форт Перовский (ныне г. Фрунзе). В форте Плещеев пробыл два года. В мае 1856 года он получил чин прапорщика, а в декабре того же года уволился с военной службы «с переименованием в коллежские регистраторы и с дозволением вступить в гражданскую службу, кроме столиц».[37] С апреля 1857 года до сентября 1858 года он служил в Оренбургской пограничной комиссии, а затем до августа 1859 года в канцелярии оренбургского гражданского губернатора.
Важнейшим фактом в жизни Плещеева этих лет явилось его знакомство с Сигизмундом Сераковским и его кружком, в который входили замечательные представители революционной России, Украины, Польши. Сераковский, бывший студент Петербургского университета, был знаком с кружком Петрашевского, тем естественнее оказалось его сближение в ссылке с молодым поэтом. Знакомство это, по-видимому, состоялось зимой 1850 года в Уральске. Затем их дружба окрепла в Оренбурге, где они встречались с августа 1852 года по март 1853 года, а с весны 1854 до мая 1856 года они оба служат в Ак-Мечети.[38]