Уж не тот поэт беспечный,Товарищ резвых светлых дней,Когда Эрот и БассарейМне говорили: друг мы вечны!Пусть дни и годы скоротечны,Но мы с тобой — люби и пей!Они ушли, лета златые,Когда от чаши круговойЭрот, хариты молодыеИ смехи шумною толпойМеня влекли к ногам Эльвиры.Крылов, в то время голос мой,Под звуки вдохновенной лиры,Непринужденно веселилВеселостью непринужденной.А ныне твой поэт, лишенныйНеопытных, но смелых крил,Венком поблекшим украшенный,На землю бедную ступил,И опыт хладный заключилЕго в жестокие объятья.В боязни Фебова проклятьяЛенюся я стихи писать,Лишь иногда во дни ненастьяЛюблю о вёдре вспоминатьИ мной не ведомого счастьяПоэтам-юношам желать.
1820 или 1821
ГЕНИЙ-ХРАНИТЕЛЬ
Грустный душою и сердцем больной, я на одр мой недавноКинулся, плакать хотел — не мог и роптал на бессмертных.Все испытанья, все муки, меня повстречавшие в жизни,Снова, казалось, и вместе на душу тяжелые пали.Я утомился, и сон в меня усыпленье пролил:Вижу — лежу я на камне, покрытый весь ранами, цепиРуки мои бременят, надо мною стоит и рыдаетЮноша светлый, крылатый — созданье творящего Зевса.«Бедный товарищ, терпенье!» — он молвил мне. (Сладость внезапноВ грудь мою полилась, и я жадно стал дивного слушать)«Я твой гений-хранитель! вижу улыбку укора,Вижу болезненный взгляд твой, страдалец невинный, и плачу.Боги позволили мне в сновиденьи предутреннем нынеГоре с тобой разделить и их оправдать пред тобою.Любят смертных они, и уж радость по воле их ждет васС мрачной ладьи принять и вести в обитель награды.Но доколе вы здесь, вы игралище мощного рока;Властный, законы ужастные пишет он паркам суровым.Эрмий со мною (тебя еще не было) послан был ЗевсомМиг возвестить, когда им впрясть нить своей жизни.Вняли веленью они и к делу руки простерли.Я подошел к ним, каждую собственным именем н’азвал,Низко главу наклонил и молил, всех вместе и розно,Ровно нить сию прясть иль в начале ее перерезать.Нет! И просьбы и слезы были напрасны! ДикоПесню запели они и в перстах вретено закружилось».