Полное собрание заблуждений

— У меня к вам дело. Очень конкретное и сугубо конфиденциальное. Если хотите, почти государственной важности, — сказал Лагутин, и Аркадий Михайлович мгновенно насторожился: никакой "государственной важности" он категорически не хотел.

— Вам, похоже, уже что-то заранее не понравилось, — проявил догадливость Виктор Эдуардович. — Но у меня для вас вполне достойное предложение, я бы даже сказал: благородное.

— Слушаю вас, — довольно уныло произнес Казик, ничуть не обольщаясь словом "благородное".

Однако то, что он услышал, вызвало почти оторопь. Как истинный еврей, он способен был принять почти все, но только не угрозу ребенку — для всякого истинного еврея нет ничего более святого, чем дети, даже если они чужие. Несколько минут он сидел молча, усваивая информацию, испытывая сложную смесь чувств, состоящую из возмущения, удивления, где-то даже страха и… под конец недоумения.

— Вы хотите, чтобы я поймал похитителей? Именно я?

— Ни в коем случае! — заверил Лагутин. — Я не предлагаю вам кого-то ловить и кого-то вызволять. Этим пусть занимается Грибанов и его люди. Я хочу знать имена похитителей, а уж непосредственно с ними пусть разбирается сам Грибанов. Лучше, если я узнаю эти имена до того, как девочку вызволят. Но я согласен узнать и после. Однако не через десять лет и не через год, а самое большее — через месяц.

— Но зачем это нужно лично вам? Вы — друг Грибанова?

— Совсем наоборот. У меня довольно тяжелые отношения с этим господином. Если бы это было не так, я бы не стал обращаться к вам, причем по большому секрету. Но я вынужден начать частное расследование, потому что замешаны государственные интересы. Вернее, государственные деньги. А еще точнее — государственные деньги, находящиеся под контролем ведомства, которое я представляю. То есть и под моим личным контролем…

— Только одно тебя оправдывает, Аркаша, — девочка. Быть может, тебе действительно удастся ей помочь. Хотя если этим негодяям нужны всего лишь деньги её отца, и они их получат, и ничем не обидят девочку, всё равно это такая страшная душевная травма для ребенка! — Софья Михайловна не слишком была склонна к сантиментам, но сейчас аж передернулась всем своим худым телом. И тут же возмутилась: — Но Лагутина тоже в первую очередь интересуют деньги!

— Совершенно верно, — согласился брат. — Однако есть ещё одно обстоятельство… Виктор Эдуардович был со мной предельно откровенен. Я бы сказал: откровенен до цинизма. И это меня смущает. Ты же знаешь, душенька, старый принцип: хочешь что-то надежно спрятать, положи на самое видное место. Так вот мне кажется, своей откровенностью господин Лагутин прикрывает какие-то тайные помыслы. И я хочу узнать, что это за помыслы. Вполне допускаю, они могут быть связаны с похищением девочки.

ГЛАВА 11

Господи, как же она тогда перепугалась!

Эти безумные животные маски, мышонок и кот, — как насмешка изувера. Этот нож у горла девочки — уже вполне серьезно. Эта беспомощность в туалетной кабинке — совершенно омерзительно…

Когда её освободили, хотелось рыдать и орать, но она молчала, потому что внутри все оцепенело. Когда её поначалу пытались расспрашивать, она очень плохо соображала, поскольку все мысли слиплись в жесткий комок. Но когда примчались люди из службы безопасности Грибанова во главе со свирепым бугаем по фамилии Попов, принялись везде рыскать, терзать всех вопросами и вообще вести себя как хозяева, она вдруг очнулась, сосредоточилась и обрела внутреннюю уверенность. В её салоне случилась беда. Очень большая беда. Но она — директор этого салона, а значит, не вправе впадать в панику.

Под конец "рысканий" и "терзаний" Попов собрал всех работников в гостиной.

— Значит, так, господа-товарищи. — Он обвел присутствующих мрачным взором. — Что тут и как произошло, мы выясним. Причастен ли кто-то из вас к этой истории, раскопаем. Но если не хотите заранее больших проблем, лучше вам всем рот себе самыми суровыми нитками зашить. Чтобы ни звука ни маме с папой, ни мужьям с женами, ни любовникам с любовницами. Не было здесь сегодня ничего! И Грибановы к вам не приходили! Собирались да раздумали. Иначе… — Попов пошевелил губами, словно приноравливаясь впиться кому-нибудь в горло, — сильно плохо вам придется. И всем вместе, и каждому по отдельности. Понятно?

И, не дожидаясь ответной реакции, двинулся к дверям, сопровождаемый грозной свитой.

Минуты три после их ухода в гостиной царила почти мертвенная тишина, а затем вдруг всё взорвалось. Кто-то принялся рыдать, кто-то возмущаться, кто-то просто что-то говорить… Вениамин Феклистов возлежал в кресле, прикрыв глаза, прижав руки к груди, и походил на умирающего.

— Прошу тишины! — рявкнула Рита.

Она никогда не кричала на сотрудников и уж тем более не рявкала, а потому это возымело мгновенный эффект. Все разом умолкли, будто крик и шум издавал телевизор, а кто-то взял и выдернул шнур из розетки.

— Вот что я вам скажу, друзья. — Ее голос стал ровным и спокойным. Как всегда. — Я понимаю что вы сегодня пережили…

Сотрудники завздыхали.