Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского

Впоследствии, как мы видели, искреннее произволение, при содействовавших ему обстоятельствах жизни и болезнях, утвердили его в вере в призвание его свыше к этому служению, и он твердой, мужественной волей принял на себя этот подвиг как свой крест, ему указанный перстом Божиим. Всеусильными трудами с редким по нынешнему времени самоотвержением вступил он на путь тесный Евангельский, чтобы в делании заповедей Христовых усугублять данный ему талант. Поэтому любовь к своему служению в нем преодолевала все препятствия, торжествовала над всеми превратностями жизни.

В нем витал дух живой веры в Промысл Божий, что было ощутительно для всех знавших его и ясно свидетельствуется его творениями. Он признавал, что жизнь человека, всецело предающего себя водительству Провидения, располагается по некоторому Божественному плану, первообраз которого начертан в священных событиях избранного народа Божия. Смотря на иноческую жизнь как на странствование по земной пустыне и приготовление ко входу в обетованную землю вечности, он учил, что надо соглядать эту вечность еще при настоящем земном существовании, чтобы обеспечить себе блаженное вступление в нее за пределами гроба. Это было не простое, поверхностное уподобление, а сознание, приобретенное духовной деятельностью, разительные удостоверения чего он видел на себе самом.

Часто, когда естественный источник его благих желаний иссякал от зноя страстей и бурь житейских, в нем неожиданно являлись новые ключи благодатных мыслей, внезапно истекавшие и обновлявшие изнемогшие силы; горечи жизни растворялись благодатной силой терпения и перерабатывались в ощущения духовно — радостные, приятные для духовного вкуса.

Он имел особенный дар смотреть на все духовно: малейшие случаи, ничтожные, по — видимому, обстоятельства часто получали у него глубокий духовный смысл и всегда находили отголосок в нравственном учении, которым он руководился, они доставляли обильную пищу его уму и сердцу и нередко в дивной гармонии слова изливались из его духовно — поэтической души. Таковы его произведения «Блажен муж», «Чаша Христова», «Песнь под сению креста», «Плач инока» и многие другие.

Из таких особенностей духовного призвания и настроения явствует, что высказываться письменно было душевной потребностью архимандрита Игнатия. Тщась раскрыть сущность монашеского жительства, архимандрит Игнатий подвизался олицетворить в себе самом и живописью слова изобразил другим духовную красоту нравов древнего египетского монашества, которое было образцом и целью его духовного подвига.

Иночество по учению и примерам святых отцов, преимущественно египетских, было с детства заветной его мыслью. Руководимый этим учением, он питал беспримерную в наше время любовь к киновиальному иночеству, и эта любовь была вполне осмысленная. Он смотрел на новоначалие иноческое как на основание аскетической науки, где зарождаются и развиваются монашеские нравы, а вообще на монашество как на науку из наук.

В таком духе он наставлял всякого расположенного ко вступлению в иночество и силой собственного стремления к своим высоким образцам производил могущественное влияние на юные, не испорченные жизнью души. Он охотно принимал таких в духовное родство с собой и руководил опытным словом своим, которое столь было действенно, что обращало сердца, изменяло нравы многих.

Способностью принимать исповедь помыслов, что составляет весьма редкое явление в наше время, архимандрит Игнатий обладал в совершенстве; многосторонняя опытность, глубокая проницательность, постоянное и точное самонаблюдение делали его искусным в целении душевных струпьев, к которым он всегда прикасался самым тонким резцом духовного слова. Умея владеть собой во всяких случайностях жизни, не падая духом в самых стеснительных обстоятельствах, он сообщал ту же твердость и тем, которые исповедовали ему свои помыслы: угнетавшая печаль после исповеди у него казалась им пустым призраком.

Правильное воззрение на страстную природу человека, плод многолетнего самонаблюдения, изложенное им в статье «Отношение христианина к страстям его»[107], служило источником утешения для духовных питомцев, оно заставляло их при откровении помыслов высказываться с полной свободой, доверием и безбоязненно, они всегда слышали ответ, вполне примиряющий их с самими собой. Часто пример из собственной жизни, приводимый старцем, или указание на какое — либо в книгах описанное событие так близко подходили к исповедуемому случаю, что не оставалось никакого сомнения или недоумения в душе исповедующегося — ученик всегда уходил с утешением от старца.

Исповедь помыслов новоначальным иноком старцу всегда лежала в основах монашеского жительства, она входила как непременное условие в круг духовного воспитания архимандрита Игнатия.