Полнолуние

Они прожили в селе не один день. У него поджило крыло, и он почти привык к ее постоянному писку. Во всяком случае, он мог слушать его и не возмущаться.

Когда он почувствовал в крыльях прежнюю силу, он облетел село и увидел, что многие семьи уже заканчивают свои гнезда. «Что ж, придется поработать», — подумал он и стал искать подходящее место для гнезда. Он нашел несколько сносных мест под крышами домов, несколько хороших мест в церкви, но там среди развалин и тлена ему не хотелось строить свое жилище.

Насчет того, что они будут жить вместе, он уже подумал. Он не мог оставить ее: пропадет. О себе у него не было мыслей. Он лишь чуть-чуть пожалел себя.

«Будем строить здесь, — сказал он Маленькой ласточке. — Мы и так опоздали. Вчера я слышал, как люди говорили: бездомные у нас поселились птички. Даже не птицы! Это мы-то птички».

«Нет, — пискнула она. — Не здесь. Не здесь. Здесь страшный зверь. А людей не слушай. Люди глупые». И она вспомнила, как они бросали ввысь мяч, наверно надеясь, что он улетит в небо, как ласточки.

Он, стиснув клюв и помахав крыльями, сделал прощальный круг над селом. Он мчался, как мина, пущенная из ротного миномета, — красиво и стремительно, взяв курс на север. Он даже не оглянулся, каким-то не известным никому чувством, улавливая за собой неровный лет своей маленькой подруги.

Весна уже шагнула далеко, им надо было догонять ее. Он видел внизу распластавшиеся в голубом мареве поля, широко расплеснувшиеся реки, задымившиеся синим дымком рощицы. По полям и дорогам ползали железные жуки. Сверху они казались крошечными и безобидными, но стоило опуститься ближе к ним, как они несказанно вырастали, грохоча и распространяя вокруг себя горячий, душный воздух. Однажды в дороге их нагнала громадная птица с неподвижными крыльями. Птица гремела, как те железные жуки, что ползали по земле. Он почтительно опустился вниз, но Маленькая ласточка не послушалась его и бросилась за железной птицей. Он, рассердившись на ласточку, погнал ее к земле, крича:

«Это люди. Они добрые, но нельзя вставать поперек их дороги».

«Чепуха, — легкомысленно пропищала она. — Люди не летают. Я знаю».

Он не спорил. Он летел дальше, на север. Крылья его окрепли, пух его снова заблестел, и он почувствовал прежнюю силу и уверенность.

Они пролетали село на крутом берегу реки, где он родился, но Маленькая ласточка не захотела тут оставаться. Он с тоской оглянулся на знакомые крыши, на изгиб реки, где в лугах мать учила его летать, и, прижав до боли лапки к телу, полетел дальше.

Временами им овладевала тревога. Всюду по деревням, селам и городам ласточки обживали старые гнезда, заканчивали новые, а у них еще ни кола ни двора. Он уже не раз предлагал Маленькой ласточке остаться, но слышал только один ответ:

«Нет, здесь убого. Не здесь!»

И он, сжав клюв, летел дальше. Они догнали весну. Тут она еще бурно воевала со снегами, крушила льды на реках, выжимала испарину из первых открывшихся плешин земли.

«Не здесь. Здесь убого», — повторяла ласточка и летела дальше, теперь уже впереди его, так как он однажды неосторожно бросил:

«Выбирай сама!»

2

Туманным вечером они прилетели к морю. На берегу там и тут громоздились льды, похожие на египетские пирамиды. Маленькая ласточка хотела облететь их, но ее крылья свело от холода, и она пустилась в сторону моря.

«Неужели она с того берега?» — подумал он, тревожась.

А море лежало перед ними свинцово-тяжелое, бесконечное и пугало своим шумом и таинственностью. Маленькая ласточка захныкала и вернулась на берег.

Он был рад: дальше они не полетят.

Ему нравился городок в лесу. Нравились островерхие дома. Нравилось, что городок пересекали речки и каналы. Нравились сады. А раз сады — значит, и пища. И он, оценив все это, простил Маленькой ласточке ее привередливость.

И почему он так много прощал ей? Может, потому, что относился к ней как к слабому существу? Все еще не считает ее своей женой, и она для него вроде младшей сестры? Или любит безотчетно, как любит всякий сильный?

Всю ночь шумело море. Шумел лес вокруг городка под порывами теплого ветра с юга. С шелестом и хрустом оседали тающие пирамиды льда на берегу. С живым беспокойством ворковала вода в речках и каналах. А две смертельно уставшие ласточки, прижавшись друг к другу, крепко спали под карнизом высоченной круглой кирпичной башни. Башню не раскачивал ветер. Она не дрожала от ударов морских волн о берег. А может быть, ее и раскачивало… А может быть, она и дрожала… Но не все ли равно ласточкам, они ничего этого не почувствовали.

Утро, как и полагалось ему быть, встало ведреное. Солнце не по-южному долго поднималось из-за горизонта. Море, его хорошо видать с кирпичной башни, сверкало, будто стекло в громадном окне без рам.

«Ах какая прелесть!» — пискнула Маленькая ласточка и с радостным визгом взмыла в небо. А он, в первый раз любуясь ею, устремился за ней, без прежнего опасливого чувства следил за ее красивым полетом. Заражаясь ее порывом, ее детским восторгом, он кружил за ней вокруг башни.