Наконец Лаура решительно ступила вниз и поймала ускользающее ощущение полета: почувствовала свободу, точно расправила невидимые крылья, зависла напротив букв и задохнулась от неземного восторга. Воздух стал плотным, как вода, и Лаура плыла в нем, парила. Потусторонний ветер подхватил ее и понес в закатных лучах, но она сама могла задавать направление. Ее воздушная юбка взметнулась точно так же, как у Мэрилин в кино, когда Лаура со смехом скользнула в объятия Эдгара.
Тем временем закат медленно угасал. Небо несколько минут истекало последними каплями крови, роняя их в далекий океан, а затем на Лос-Анджелес опустилось бархатисто-лиловое покрывало сладостной калифорнийской ночи. Пурпурные отблески проглядывали кое-где на водной глади, вновь обретшей свою бесконечную лазурь, точно так же, как кровавые слезы счастья на глазах Лауры. Она положила голову на плечо Эдгара – скорее из-за усталости и какого-то странного оцепенения, чем по желанию. Восходила молодая ущербная луна, вызывая в их телах томление и упадок сил.
– Мы с тобой одни на целом свете, – сказал Эдгар спокойно и в то же время как-то волнующе. – Все мертво, но мы никогда не умрем. Нет никакой другой реальности, только этот призрачный лунный свет…
Эдгар и Лаура долго сидели на перекладине роковой буквы H и смотрели, как в Городе ангелов загораются перекрестки, подсвеченные электрическими фонарями. Город внизу наполнился морем огней, дарящих обманчивое тепло, как от луны.
Радость Лауры от возвращения в родной город продлилась недолго, ее ожидания не оправдались. Она страдала от разлуки с сестрой, но не решалась встретиться с ней. Лауре становилось чуточку теплее от одной мысли, что Джемайма неподалеку, в одном городе с ней. Один раз Лаура все же осмелилась позвонить старшей сестре. Убедившись, что у Лолли все хорошо, Джемми на всякий случай выпытала у нее адрес. Лаура просто не смогла не сказать, такова уж была ее сестра, прирожденный прокурор.
Между тем Лаура утрачивала понимание смысла происходящего и переживала глубочайший душевный разлад. Мир сузился и раздвоился, ограничиваясь, с одной стороны, пленом этого пыльного дома, а с другой – ее возвеличенными воспоминаниями.
Каждый раз на рассвете, лежа рядом с Эдгаром, Лаура переживала свою смерть вновь и вновь. После изначальной эйфории к ней постепенно пришло осознание, что он, сказочный принц со злом в очах, убил ее, выпил кровь и высосал ее маленькую жизнь. Влюбившись во сне в его светящийся образ и золотые локоны, Лаура и не подозревала, что ее ожидает. Глядя на его лицо, возвышенное и равнодушное, в глубокие синие глаза, в которых холодом стыла вечность, Лаура испытывала обожание, смешанное со страхом. Эдгар подавлял ее волю, вызывал священный трепет. Она соприкоснулась с его жизнью, но так и не познала ее, он оставался неразгаданной загадкой.
Лаура была не в силах понять природу своих чувств к ее прекрасному предку. В ней текла его кровь, воплотились его гены – это уму непостижимо! Однако в сравнении с тем, что ей приходилось делать каждое полнолуние, факт их дальнего родства не воспринимался чем-то ужасным. Девушка влюбилась в Эдгара, невзирая ни на что. Это была ее первая любовь – наивное и хрупкое чувство, и двусмысленность их отношений угнетала Лауру. Он был ее создателем, но не любовником – они спали в одной кровати, но не занимались сексом. Их связь, замешенная на крови, недомолвках и редких поцелуях, вероятно, нравилась Эдгару. Быть может, если бы у них случилась интимная близость, Лауре стало бы морально легче, в их отношениях появилась бы некая определенность. Но сама она не решалась, а Эдгар, как истинный рыцарь, не настаивал. Она не знала, что он таким образом растягивал удовольствие, играл с ней.
Иногда Лауру посещало болезненное желание, чтобы Эдгар овладел ею жестко и властно, окончательно подчинил и сделал своей. Ей было неведомо, что он уже осуществил это, воспользовавшись ее беззащитностью. Эдгар относился к девушке со сдержанной нежностью, но эта сладкая обманчивая нежность не вводила в заблуждение. Лаура сознавала, что на самом деле он к ней безжалостен.