Полнолуние

На стоящую у крыльца переполненную урну взгляд Лунина упал совершенно случайно, вовсе не из-за избытка способностей к дедуктивному методу мышления, да и мышлению как таковому. Скомканный лист бумаги, еще не присыпанный окурками сигарет и шелухой съеденных семечек, лежал на самом верху, словно кем-то неудачно слепленный и уже начавший расползаться снежок, который еще немного, и совсем потеряет свою первоначальную форму. Наклонившись к урне, Илья достал листок и аккуратно развернул его. Так и есть. Оно. Заявление. Написанная неровным, дрожащим почерком просьба о помощи, которая так и не дошла до адресата, потому что адресат ушел вместе с ним, Луниным, в надежде получить вознаграждение за свой телефонный звонок. И пусть его не было на месте всего несколько минут, и пусть в это время в дежурной части все время находился его помощник, короткой, произнесенной равнодушно-презрительным тоном фразы: «Обождите, за пять минут ничего с вами не случится» хватило, чтобы эта уже перенесенная на бумагу, но так и не прочитанная просьба оказалась выброшенной в грязную, переполненную урну, а сама неудавшаяся заявительница растворилась в безостановочной суете городских улиц.

– Я сейчас!

Помахав рукой Пашке, наблюдавшему за ним с переднего пассажирского сиденья «хайлендера», Лунин вновь потянул на себя входную дверь ОП-3. Подождав несколько минут, он смог наконец пробраться к переговорному устройству и обратить на себя внимание дежурного.

– Опять ты? – удивился майор. – У тебя что, новые родственники объявились?

– Примерно, – кивнул Илья, просовывая в выдвижной ящик смятое заявление. – Зарегистрируй.

– Это что у нас? – Дежурный несколько мгновений изучал попавший ему в руки лист бумаги, затем решительно вернул его обратно в ящик.

– Ты что, Лунин, с луны свалился? Как я тебе его зарегистрирую? Где заявитель? Нет заявителя! А нет заявителя, нет и заявления.

– Ты же ее сам видел, – возмутился Илья, – и бланк по форме заполнен. Тебе чего еще надо? Упираешься, словно сам его отрабатывать будешь.

– Сам не сам, это дело десятое, – в голосе дежурного вдруг зазвучала несвойственная ему до этого твердость, – парням тоже этой ерундой заниматься некогда. Ты что, думаешь, я ее не знаю? Она за последние полгода уже третий раз приходит и всегда, представляешь, в мою смену попадает.

– И что? Вы за полгода ничего сделать не могли?

– И то, Лунин! Нечего там делать! Два раза к ней выезжали. Нормальный у нее муж, адекватный, прошлый раз, помню, так он вообще трезвый оказался. Понимаешь ты это, трезвый!

– А трезвый он, значит, ее не мог избивать? – Ногтем мизинца Илья провел по пуленепробиваемому стеклу, словно проверяя его на прочность.

– Господи, какие вы в следкоме все, – выматерившись про себя, майор с трудом подобрал подходящее слово, – нудные. Ты синяки у нее на лице видел? Нет? Так и никто их не видел. Нет их! И на теле нет, мы ее прошлый раз на медосмотр отправляли. Выдумала все! Истеричка она. Мужик у нее весной работу потерял, вот она ему нервы и мотает. И нам заодно.

– Можно же так бить, что и следов не останется.

– А ты, я смотрю, знаток, – раздраженно фыркнул майор, – ты племяша тогда своего поучи, чтоб от него следов не оставалось. А то он еще кому портрет попортит и поедет в специнтернат. Представляешь, что будет, если начальство твое узнает? Все, Лунин, не мешай, имей совесть. Посмотри, ты мне очередь какую собрал, а я ведь только кофе попить собирался.

«Совесть», – пробормотал Илья, забирая из ящика заявление незнакомой ему женщины. «Совесть», – вновь пробубнил он себе под нос, выходя на крыльцо и пряча смятый лист бумаги в карман. «Совесть – товар дефицитный, на всех не хватает», – подумал Лунин, устраиваясь на водительском сиденье «хайлендера».

– Что, поедем перекусим? – повернулся он к уже заскучавшему Пашке.

– Давно пора, – одобрил идею мальчуган, – а то я с самого утра не емши.

Последние несколько месяцев Илья старался избегать больших скоплений людей. Сам себя он уверял, что делает это вовсе не по причине того, что боится заразиться непонятной болезнью, лекарство от которой так пока и не смогли изобрести, а потому, что не хочет расстраивать и пугать маму, которая наверняка будет чрезмерно переживать, если с ним что-либо случится. На самом деле его образ жизни почти не изменился. Большую часть дня он проводил в своем ставшем за долгие годы таким привычным кабинете на третьем этаже здания следственного комитета, а по вечерам совершал долгие полутора-, а то и двухчасовые прогулки по парку в компании с Рокси, не торопясь возвратиться в пустую квартиру, как правило, к их возвращению уже успевшую погрузиться в тягучие и липкие вечерние сумерки, из объятий которых затем не помогал вырваться даже включенный телевизор с огромным экраном и еще большего размера напористой жизнерадостностью ведущих, уверенных в том, что главное в жизни – это никуда не переключаться во время рекламы.