Полнолуние

Гарм Видар ПОЛНОЛУНИЕ

С негой томной во взоре, потухшим «бычком» «Мальборо» в зубах и большим куском вареной колбасы за пазухой, Мефодий Угуев задумчиво глядел вдаль. Но обшарпанный дребезжащий всем нутром рейсовый автобус, словно случайно набежавшая скупая мужская слеза, подернул идиллический окружающий пейзаж сизой смердящей дымкой.

— У-у-у!!! Анапест! — беззлобно пробормотал Мефодий и, погрозив автобусу колбасой, откусил от нее солидный кусок. — Амфибрахий, тя порази!

Автобус тяжело рыгнув, обдал Мефодия таким перегаром, что менее закаленный абориген на его месте скончался бы тут же в страшных судорогах, но Мефодий даже не подавился. Колбаса мягко скользнула по пищеводу и с гулким стуком упала на дно желудка.

— Похоже, таки, последний отчалил? — спросил интеллигентного вида мужчина в очках, штанах и дипломате… на босую ногу, не глядя однако на бесстыдно вихляющееся весьма пикантное место, быстро удаляющегося коварного автобуса, где маячила цифра тринадцать, а призывно пялясь на укушенную колбасу.

— А хорей его знает! — беззаботно пробасил Мефодий, помахивая в пространстве укушенным колбасным батоном. — Куснуть хошь?

— А то?! — скромно потупившись прошептал интеллигент, стремительно откусывая порядочный кусок.

— Благодарствую! Я — Аполлинарий Грызюк, — сразу же невнятно забормотал интеллигент, давясь плохопрожеванной колбасой. — Насколько я понимаю, нам по пути?!

Мефодий сначала не спеша из-под могучей мозолистой руки, посмотрел на медленно западавший за линию горизонта огромный багровый пятак солнца и лишь потом, соизволил величаво кивнуть, умудрившись по пути еще раз укусить солидно уменьшившийся колбасный ломоть.

— Вас как по батюшке? — вежливо осведомился интеллигентный Аполлинарий, ненавязчиво норовя откусить еще хотя бы один кусок от катастрофически тающих колбасных запасов.

— По батюшке — нам одноямбственно! — невозмутимо отвечал Мефодий степенно пряча колбасу обратно за пазуху. — Лишь бы не по матушке, гекзаметр ее забодай! А в миру, братья по разуму кличут меня Мефодием Угуевым.

— Оч-ч-чень приятственно, — смущенно пролепетал Аполлинарий Грызюк, провожая колбасу преданным взглядом романтического героя — на рассвете прощающегося с партнершей по накануне внезапно возникшему совместному обществу с ограниченной ответственностью. — Ну, что? Тронулись, что ли?

— Однако пора! — могучим горным эхом откликнулся на пламенный призыв масс Мефодий Угуев.

А в это время, на другом краю земли — в пампасах шел дождь, отчего в пампасах было сыро и неуютно.

На этом краю дождя не было. Ветер был слабый, вплоть до полной импотенции. Разогретый за день асфальт мягко пружинил под ногами. Мирно шелестела листва, ненавязчиво отряхивая со своих ладоней дневную пыль на головы случайным прохожим.

На город крадучись опускались вороватые сумерки, навевая печаль и меланхолически философский флер в незамысловатой беседе двух случайных попутчиков.

— Вот вы, на вид, кажетесь человеком вполне разумным, — вкрадчиво шелестел Аполлинарий Грызюк, осторожно выковыривая из зубов кусочки застрявшей там колбасы пальцами свободной от дипломата руки. — А вот, как вы считаете: труд он облагораживает истинную личность или развращает? Вот вы, извиняюсь, кем работаете?

— А балуем! — уверенно печатая шаг веско отчеканил Мефодий Угуев, не глядя на своего собеседника, а полностью отдаваясь ощущению приятной прохлады, разливающейся по его гармонично развитому телу от мирно покоящейся за пазухой колбасы.

— А-а-а! — понимающе протянул Аполлинарий Грызюк, безотчетно прижимая к щуплой цыплячьей груди дипломат, словно в безуспешной попытке прикрыть свой срам огромным пластмассовым фиговым листом. — Тогда конечно! Тогда нет вопросов… А я вот… работаю… нужником. Оч-ч-чень, я вам замечу, не простая работа. Это вам не всякие фигли-мигли… Это надо уметь: всегда в нужное время оказаться в нужном месте… а в ненужном, соответственно, в ненужное! Вы, ведь понимаете о чем я говорю?

— А то как же? Силаботонически и семистопно! — Мефодий вдруг резко затормозил, поймал Аполлинария Грызюка за петельку для ремня на штанах и укоризненно заглянул сквозь очки прямо в Аполлинарьеву душу. — Homo homeni lupus est! Что я не понимаю, что ли?

— У меня в дипломате кефир… есть. Хотите кефиру? — слабо дернулся в железных руках Угуева физически слаборазвитый, но богатый духовно Аполлинарий Грызюк, но тут же обмяк. По его плохо выбритой худой щеке крохотным болидом скользнула сверкнувшая в полумраке слеза. — Пейте кефир… он… полезный…

Аполлинарий слабо всхлипнул и вдруг заголосил: