Было у мальчиков излюбленное тайное место, пока никем не обнаруженное. Неподалёку от сельского кладбища, в одичалом парке, разбитом, как поговаривали, ещё самыми первыми Грэхемами, в ту пору, когда они были ещё О’Грэхами, среди нескольких разрушенных павильонов-беседок оставалась одна, почти уцелевшая, которую братья и выбрали местом своих секретных сходок. Лишь через одну из стен проходила глубокая трещина, остальные стояли прочно, незыблемо. Несмотря на то, что Тео, подобно отцу, не терпел даже упоминаний об их ирландских корнях, к этому немного страшноватому, но таинственному и полному романтики месту он благоволил. Тёмный глянец плюща оплетал беседку живым ковром, колышущимся от ветра, неподалёку журчал пробившийся под корнями старого бука родник, щебетали в кронах птицы, никем не вспугнутые. Здесь интересно было делиться прочитанными историями и грезить наяву, представляя будущую взрослую жизнь. Правда, мечты у братьев были не настолько похожи, как они сами. Младшему грезились морские приключения и открытия. Старшему — лордство и Орден Подвязки. Ливи — слава и подвиги. Тео — блестящая карьера при дворе, речи, произносимые в Парламенте, и непременная женитьба на принцессе.
Но даже здесь, в тайном убежище, их однажды нашёл мистер Сомс, гувернёр. Почти нашёл. Мальчики сидели на ветхой скамейке, прислонившись к нагретой солнцем стене беседки, болтая ногами и вполголоса делясь заветным, когда шагах в десяти от них под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка. Их тут было множество, усеявших старые, заросшие травой и грибами дорожки, которые лет сто никто не расчищал.
Братья вздрогнули.
Даже здесь их обнаружили!
Ливи сполз со скамейки и насупился, гордо скрестив руки на груди и намереваясь, наконец, дать отпор настырному соглядатаю. Тео же, недолго думая, нырнул под скамейку и прошипел оттуда:
— Прячемся! Он нас не видит; переждём, пока не уйдёт!
Старший был настоящим стратегом и не видел позора в военной хитрости, не в пример наивному брату, до сих пор играющему в рыцарей. И, надо отдать Тео должное: прятаться в одиночку он не собирался. Видя, что младший в растерянности, вскочил, чтобы ухватить его за руку и потянуть к себе, но не рассчитал — и больно ударился макушкой о нависшее над ним сиденье. Да так неудачно, что попал в какой-то выступ.
Каменные плиты под ним скрежетнули и разверзлись. С воплем Тео полетел вниз, в темноту, преследуемый срывающейся с краёв разлома каменной крошкой. А из дыры с шумом и карканьем устремилась к куполу беседки стая чёрных птиц.
Закричав от ужаса, Ливи бросился прочь от страшной стаи. Но, едва перемахнув порог, заметался…
— Ли-ив! Помоги!
…и кинулся назад, к пролому. Над которым никто не вился. Должно быть, чёрные птицы с огромными клювами ему почудились. Рухнув на каменный пол, мальчик подполз к краю дыры, глянул вниз и обомлел. Там, на глубине футов в двадцать, ощерились заржавленные пики с блестящими наконечниками, меж их оснований белели кости и черепа, а в нескольких пядях от них — протяни руку и уколешься — завис, поддерживаемый непонятной силой, его старший брат. От него исходил ослепительный свет, как… от святого или ангела, которых маленький Оливер видел на витражах в соборе.
Он сунулся было вниз, но замер с протянутой рукой. Не достанет!
— Тео, я сейчас! Я сбегаю, позову…
Тот поднял голову. В глазах — внезапно чёрных, а не голубых! — плескался дикий страх напополам с восторгом.
— Я лечу, Ливи, смотри! Я не упал!
Чьи-то руки больно вцепились Оливеру в плечи и оттащили от пролома. Мелькнуло злое лицо гувернёра: сощуренные глаза, плотно сжатый в ниточку рот… Стиснув кулаки, мужчина вцепился во что-то невидимое и словно потянул
— Я смог, Ливи! Я летел!
Тот бросился к нему, обнимая и плача, оттаскивая подальше от дыры в земле.
— Идиот, — прошипел гувернёр. — Малолетний кретин, лучше бы ты разбился!
И, круто повернувшись, быстро ушёл, почти убежал.
Мальчишки переглянулись в недоумении. Они тогда ещё не поняли, что мир для них рухнул навсегда. Просто радовались Чуду.
А стоило им подойти к дому, как Тео окружили несколько невесть откуда взявшихся людей в чёрном и увели в заброшенное крыло, не позволив Оливеру ни одного вопроса и не пустив к брату. Самое страшное, что отец с матушкой были тут же, бледные, перепуганные… злые. Да, злые. Они словно обвиняли старшего сына в чём-то низком и гадком.