С той поры жизнь мальчиков изменилась. Тео держали в закрытом крыле дома, как в тюрьме, почти никого не подпуская: только старый слуга, доверенное лицо графа, приносил бывшему наследнику еду, выводил ненадолго погулять и прибирался в комнатах. Почему — «бывшему»? Потому что в Тео проснулась запрещённая королевским указом магия. Проклятый магический Дар, не проявлявшийся уже в четырёх поколениях Грэхемов. Теодор очень подвёл их всех, очень подвёл, сурово говорил отец Оливеру, качая головой и поджимая губы. Все носители магии связаны с Врагом рода человеческого, прямая дорога им — в подвалы Инквизиции. Недаром, лишь наследник вошёл в опасный возраст, граф приставил к нему послушника из этой самой Инквизиции: тот вовремя обнаружил дьявольские способности и перекрыл их своими особыми методами. Теперь судьба Тео предопределена. Род Грэхемов отказывается от него. Наследником становится Оливер. Благодаренье Богу, что в своё время граф не удовольствовался единственным сыном! Но если и Оливер надумает после достижения двенадцати лет вытворить нечто подобное, что и его старший братец — он, отец, проклянёт его! Слово дворянина!
От страха, сжимающего горло, Ливи даже не мог плакать. Ужасно жалко было брата, преданного родителями, страшно за него, за себя… Это что же, если в нём оживёт магия — и его вот так вот… в подвалы Инквизиции? И папа, и мама будут смотреть зло и с осуждением, будто не любили раньше, не дарили подарков, не говорили, как он им дорог?
Через два дня он заболел. Сгорал в жару, дышать становилось всё труднее. Пожилая нянька, уже давно бывшая не при делах, но оставленная в доме за заслуги, приковыляла к нему, услышав суету в детской, заглянула Оливеру в раскрытый рот и отшатнулась. «Белое горло! Беда, ох беда!»
Это был один из первых случаев дифтерита в нахлынувшей на графство эпидемии. Перед тем злополучным днём братья Грэхемы тайком от родителей заглянули на соседнюю ферму к приятелям-простолюдинам. Сыновья арендатора, их ровесники, были какие-то вялые, до игр неохочие. Назавтра их мать, сильно встревоженная, даже не пустила графских детей в дом, сказав, что Дик и Томми серьёзно заболели, и лучше с ними пока не видеться. Мальчики-то и в заброшенный парк пошли оттого, что не знали, чем заняться. Но, похоже, успели подхватить заразу.
Трое суток Ливи провалялся в жару, всё звал брата, просился к нему. Жар жаром, но когда мальчик приходил в себя, то шёпотом, как мог, пытался упросить доктора, отсасывающего ему специальной трубочкой плёнки из горла, чтобы тот навестил Тео, узнал, не заболел ли тот, помог бы. Пока, по настоянию самого отца, Оливеру не накапали в лекарство ещё и морфия. Он проспал ещё сутки и проснулся здоровым. А Тео умер. Самое ужасное, что никакого доктора к нему не допустили. Ливи слышал, как судачили о том горничная с сиделкой, думая, что он ещё спит.
Не пустили.
С тех пор он возненавидел родителей.
Двенадцатилетье он поджидал с нетерпением. Ну и пусть в нём тоже проснётся Дар. Он просто будет осторожным. Ничем себя не выдаст. Вырастет большим, уйдёт в тайный магический орден, станет настоящим магом — и отомстит всем. Родителям. Инквизиции. Королю и парламенту, провозгласившим магов отродьями зла. Всем.
А потом оказалось, что всё это — зряшное. Магия в нём и впрямь проснулась, но потенциал её был крошечный, еле-еле хватало свечу затеплить или на дюйм приподняться от пола. Родители как-то быстро одряхлели и в одночасье скончались. В самых верхах власти тоже стало некому мстить: сменился король, был подписан пресловутый Договор, магов признали равными с остальными подданными… Образовались, открыто действовали и набирали популярность Ордена. И уже на семьи, в которых появлялся ребёнок с проявившимся Даром, поглядывали с уважением и завистью. Вот что было обиднее всего. За что, за что умер Тео?
Оливер вырос. Превратился в уважаемого состоятельного джентльмена, образцового аристократа. Женился без особой охоты. Овдовел, вежливо скорбя. И продолжал как-то жить дальше. Смотрящий на него из зеркала мальчик мужал, умнел и становился всё более равнодушным к жизни. Но однажды, заглянув в антикварной лавке в старинное зеркало, он дико вздрогнул, отсыпал хозяину лавки, не считая, горсть золотых монет… и не успокоился, пока покупку не доставили в его кабинет. Сам сорвал с неё плотную мешковину.
Из зазеркалья на него насмешливо глянули его же глаза, только чёрные. И вопреки законам божеским и физическим, отражение шагнуло к нему.
— Ну, здравствуй, братец…
…Там, в заброшенной беседке, перечеркнувшей судьбы братьев, находился вход в святилище Бадбур Неистовой, забытой ныне кельтской богини, чей алтарь привёз с Британию первый О’Грэх. Бадбур Злой Пророчицы, богини войны, оборачивающейся по настроению то девой, сводящей с ума своей красотой, то стаей воронов с железными клювами… Она давно ушла из мира живых, поскольку даже боги умирают, если не остаётся тех, кто их помнит. Но магия, вспыхнувшая в маленьком мальчике, отчаянно захотевшим жить, притянула душу богини к месту её упокоения.
Душу.