Черпать прямо из колодца казалось кощунством. Потянувшись, она сняла с крюка на вороте бадью — неужели в детстве та казалась ей неподъёмной? — зачерпнула, отчего месяц на поверхности воды задрожал, рассыпался рябью, но тотчас слился в прежний серп, словно собравшись из капель ртути. Лика наполняла солдатскую флягу, невольно закусив губу от облегчения: настолько восхитительным казалось прикосновение влаги к пересохшей коже… Борясь с искушением отхлебнуть, накрепко прикрутила крышку. Выдохнула:
— Спасибо!
И только тогда оглянулась.
Сзади никого не было.
— Молодец… молодец… молодец… — зашелестело в кустах. — Ай, хорошая девочка! Ай, удержалась, не напилась!
— Цыц, — беззлобно сказал тот же мальчишеский голос, опять прозвучавший за спиной, будто его обладатель перемещался молниеносно. Лика крутанулась на пятках и, наконец, увидела его. На краю колодца сидел белоголовый парнишка в простой холщовой рубахе и штанах, покачивал босой ногой и глядел насмешливо. — Пить-то хочется, да? Поторгуемся? Что отдашь за три глотка?
— Ничего. Потерплю, — сухо ответила Лика, хоть в глазах и потемнело от жажды. — Мне главное брата вылечить, а напиться и дома можно. Спасибо.
Парнишка захохотал и, неожиданно соскочив с края колодца, плеснул на неё водой. И брызнул-то несильно, как, бывает, ребятишки в реке пускают фонтаны друг в друга; но Лику окатило с головы до ног. Задохнувшись от неожиданности, она инстинктивно сглотнула живительные капли, попавшие на губы и ужаснулась: «Нельзя! Воду надо просить не для себя! Теперь всё насмарку!..»
Жажда утихла. Закружилось, завертелось всё вокруг: колодец, деревья, луна, туннель в скале… «Просить — да, можно лишь для другого, не для себя, — насмешливо пробасил чей-то голос, уже не мальчишеский. — А вот от даров моих не отказываются. Получи! Ещё свидимся, Светлая…»
И утянуло, утащило её в призрачный туннель: не в тот, которым к Источнику пробиралась, а в трубу, очень уж похожую на ту, через которую отлетающие души уносятся, по рассказам тех, кто с того света умудрялся вернуться. Трах! Бах! Потирая ушибленное бедро, Лика вскочила…
Рядом, с больничной койки, уставился на неё во все глаза Валерка. Бледный до синюшности, да ещё подсветка фонарей из окон здорового цвета лица не прибавляла.
— Ликуша, это ты? Я всё-таки заснул? — шёпотом спросил он и торопливо прикрылся каким-то лоскутом. Стараясь не смотреть на его наготу — реанимация всё же, тут так положено! — Лика протянула ему фляжку, да чуть не уронила от неожиданности. Фляга-то была нормальная, плотная и тяжелая, ещё мокрая от купания в бадье; а вот с Ликиной рукой всё было не так: прозрачная, окутанная лунной дымкой…
— Да нет, это я заснула, — так же шёпотом пояснила она. — И нашла во сне Живую воду… Я потом тебе всё объясню, когда днём приду, ты сейчас не поверишь; просто выпей всё, так нужно. Ну, пожалуйста!
— Хорошо-хорошо, только ты не плачь. Я выпью, сестрёнка… С тобой всё в порядке? — Он вдруг вскинулся, попытался встать: — Ты жива? Почему ты такая?
— Я же сказала: я сплю. Это мой сон, — сквозь слёзы пояснила она. — Выпей, пожалуйста, иначе я точно умру от горя, или кто-нибудь тебе помешает и отберёт, а я столько ради этой воды натерпелась! Ну же!
— Во что ты вляпалась, дружок? — растерянно спросил брат. Но… флягу взял. Не сводя глаз с сестры, сделал осторожный глоток.
И выдохнул. Изо рта вылетело темное туманное облачко, закрутилось крошеным ядерным грибом и… исчезло. Только, кажется, Лерка его не видел: припал к фляге жадно, страстно…
И вдруг остановился.
Протянул флягу.
— Тебе.
Потому что с детских лет вся добыча — пополам. Не возьмёшь — обидишь.
Не споря, она сделала три глотка. Вспомнила лукавого отрока: «Поторгуемся?» И поспешно подумала: «Бери всё, что хочешь… Дар мой бери, только силу у воды не отнимай, прошу!» И услышала смешок: «Принято…»
Проснулась она от звонка. Мобильный телефон исправно разбудил хозяйку в шесть сорок пять, напомнил, что пора на работу, а уж договаривалась она там с руководством об отгуле или нет — не его дело, раз настройки никто не поменял. Не сразу сообразив со сна, в чём дело, Лика нашарила его в кармане, с третьей попытки отключила птичью трель и с недоумением оглянулась.
Она что, умудрилась тут заснуть? В кухне? И даже не перебралась в постель?
Онемевшее за ночь от неудобной позы тело недовольно подтвердило: ага. Вот теперь майся всё утро! Сама себя наказала…