Полнолуние (рассказы)

— Ну и что? — спросил Рудометов, вернувшись к телефону, все еще не совсем понимая, в чем дело и почему Середин не спрашивает о жене.

— Температура минус двадцать, а то и больше… — тихо проговорил Середин. — Северяк подул еще с вечера. Час от часу все холоднее.

— Ну и что? — все еще не понимал Рудометов. — Ты же докладывал, что система к зиме подготовлена.

Середин помолчал, сказал с трудом:

— Поспешил в тот раз доложить. Полкилометра трассы не закрыто. И водокачка первого подъема… Кто знал, что мороз нагрянет.

Рудометов вспомнил, как участок Середина спешил закончить трассу к Октябрьским праздникам и занял первое место в соревновании. А теперь вот полетели к чертям трубы. А что стало с водокачкой?

— Выхожу к тебе, — сказал Рудометов, хотя и представить не мог, зачем ему надо это делать.

Он вернулся в комнату, тихо взял костюм, нащупал на столе спички, пачку сигарет. Уже одетый постоял у дверей в коридоре, шагнул было к выходу, но раздумал, вернулся в комнату. Наташа спала, подложив под щеку ладонь, вся собралась в комочек, будто и во сне ей было холодно и одиноко. И ему на минуту показалось, что Наташа не первую эту ночь, а всегда спала на этом диване, вот так, свернувшись калачиком. Он вспомнил: вчера она легла, не раздеваясь, и долго не могла согреться. Он сварил ей кофе, и она пила его, что-то бессвязно рассказывая о далеких и милых институтских днях.

Потом она уснула, а он еще долго сидел над бумагами, устроившись на кухне. Изредка он вставал, открывал дверь в комнату и глядел, как она спала. На его мрачноватом лице затепливалась улыбка. Она гасла только тогда, когда он, уйдя на кухню, вновь углублялся в бумаги.

4

«Вот так ходят по жизни беда и радость, счастье и несчастье, удача и неудача. Из них сплетаются у человека дни, недели, годы, вся жизнь. И кто знает, что тебя ждет завтра», — думал Рудометов, шагая через поле и ясно представляя, как подавлен сейчас Середин и какие неприятности ждут его впереди.

На трассе водопровода там и тут горели костры. Рудометов еще издали увидел светящуюся цепочку, которая от оврага бежала в гору, к стройке.

«Догадались костры разжечь, но это мертвому припарка», — подумал Рудометов, вглядываясь в лунный туман над стройкой.

…Середин сидел на глинистом бугре, лицо его было закопчено, измазано сажей. Костры кое-где еще горели. Рудометов сразу уловил журчание воды по канаве и понял все. Он присел рядом с Серединым. Молча полез в карман за сигаретами, подал Середину. Тот, не глядя, взял. Молча закурили. Говорить было не о чем. Все, что произошло, оба отлично понимали. Понимали, чем это грозит стройке. Стройке и Середину.

Молча выкурили по сигарете.

— Не везет. Не знаю, почему мне не везет? — проговорил глухо Середин. Он, наверно, имел в виду не только вот это, но и Наташу. О Наташе он так ничего и не спросил. Не заговорил о ней и Рудометов.

Долго молчали.

— «Везет» и «не везет» — это мы делаем сами, — наконец заговорил Рудометов. Он еще хотел сказать, что Середину сильно мешает самовлюбленность и самоуверенность, но сдержался. И без того слишком много бед легло на Середина за одни эти сутки.

Из разорванных труб со свистом вырывалась вода и, успокоенная, говорливо, по-весеннему журчала в канаве, белый пар клубился над ней.

— Займемся делом, — сказал Рудометов, вставая. — Посмотрим водокачку. Надеюсь, ничего с ней не случилось.

…К утру, когда Рудометов вернулся домой, чуть потеплело и повалил снег.

Наташа еще спала, и он, стоя у окна, то и дело оглядывался на нее и ждал, когда она проснется. Он хотел, чтобы она увидела, как заботливо рядит зима город в кокетливый белый мех, и в то же время ему жутко было подумать, что она узнает о Середине.

Вдруг за его спиной раздалось:

— Ты давно встал?

Он обернулся обрадованный: ему почудилось, что вот так у него было всегда, всю жизнь.

— Только что.

— Почему так светло? Смотри-ка, на стене видны пупырышки. Штукатурили плохо гашенной известью.

Взглянула на него с тревогой:

— Ты чем-то взволнован? Я огорчила тебя, что осталась здесь? Понимаю, неловкость. Но вчера мне это не пришло в голову.

— Обойдется, — сказал он.

Наташа внимательно поглядела на него.

— От тебя пахнет гарью. И пылью. Ты уже был на объектах?

— Да, — сказал он.

— О, какое у нас старательное начальство. Вот не знала!

Он молчал. Наташа насторожилась:

— Что-то случилось?

— Да, — сказал он.

— На твоих объектах?

— Да.

— Авария?

— Ночью было минус двадцать пять.

Наташа села на диване, серьезная, озабоченная.

— И что?

— Порвало трубы. Повреждена водокачка.

Пока Наташа приводила себя в порядок, он стоял у окна и глядел, как на улице падал снег. Сухие снежинки, обгоняя друг друга, стремительно неслись к земле.

— Иван, это у Середина?

— У него, — ответил он, все еще продолжая глядеть в окно. — А какая ночь была сегодня! Полнолуние. Вся насквозь в зеленоватом прозрачном тумане. И вот такая штука. До сих пор не укладывается в сознании. Зажмурю глаза, и кажется, что все это приснилось.

Наташа сидела на диване, задумчивая и усталая.

— Что с ним будет теперь?