Полный форс-мажор

— Понимаете, товарищ дирижёр, — полковник переводил ласковый взгляд с одного офицера на другого. — Извините, оторвал вас от… репетиций, но… У меня приятный вопрос… эээ… дело… У лейтенанта Круглова большое желание петь, оказывается. Даже все офицерские жёны рекомендуют. Голос у него, оказывается прорезался — сейчас послушаешь — золотой даже… жена говорит… А Круглов, понимаешь, стесняется. Нормальное дело, обычное. И я бы с таким голосом, понимаешь, шёпотом говорил, ха-ха… Шутка! Послушаем?

— Конечно, товарищ полковник… Здесь или у нас?

Полковник нерешительно пожал плечами. Фомичёв это понял как согласие, спросил Круглова:

— А что поёте, товарищ старший лейтенант?

— Да всё! — быстро ответила женщина. Голос у женщины приятный, машинально отметил дирижёр, с мягкой тембральной окраской.

— Нет, конечно, — оспорил Круглов. Заметно было, что он стесняется. — Надя преувеличивает. — Сказал он. — Классику в основном, и народные.

— О! — не удержался от восклицания дирижёр. Такого он действительно не ожидал. Даже не угадывал в старшем лейтенанте интерес к классике. А тут, оказывается?! Поёт даже. Ну, под Киркорова бы, например, или под другого кого, это нормально, обычное дело. Все могут. А классику! Даже у них на курсе ни одного не было. Теноры в основном, и то «жидкие», под Баскова. — Это хорошо. — Воскликнул дирижёр и даже рукой энергично махнул. — Это здорово. Давайте классику. Это интересно.

Ульяшов поддержал дирижёра.

— И я ему так сказал… Классика нам интересней.

Жена Круглова бровями повела, пой, мол, Толя, разрешили, тебя просят.

Потоптавшись, старший лейтенант Круглов вновь встал в артистическую позу. Ульяшов — уже в курсе — руки на столе пошире расставил, опёрся на них, голову в плечи втянул. Дирижёр — не в «материале», — ну-ну, подался вперёд, поощрительно брови поднял. Жена Круглова умильно руки к своей груди прижала. Круглов набрал воздуха… Все приготовились слушать.

На земле-е-е весь р-род людской, чтит один кумир свяще-е-е-е-енный,
Он царит над всей вселе-е-енной, тот кумир — телец златой.

У дирижёра брови от удивления и восторга так на лбу и застыли, глаза, спина, руки… Он даже, кажется, не дышал…

В утомлении сердечном прославляя истукан, люди разных каст и стран,
Пляшут в круге бесконечном окружая пье-е-дестал.
Сатана там правит ба-а-ал, там пра-авит бал,
Сатана там правит ба-а-ал, там пра-авит бал,
Сатана там правит ба-а-ал, там пра-авит бал,
Там пра-авит бал…

Старший лейтенант пел в образе. Взмахивал руками, сжимал их в кулаки, лицо искривлялось усмешкой, когда мужественной яростью, когда и банальной злостью. Встряхивал головой, бодал лбом невидимые зрителям препятствия, язвительно куражился над человеческими порочными страстями. Круглов с чувством исполнил арию Мефистофеля. Всю. Без аккомпанемента. Чётко артикулируя и интонируя. Артист!

— Вот это…

Дирижёр почти онемел. Ульяшов, разевая рот, уши мизинцем массировал. Жена Круглова с гордостью смотрела то на мужа, то на полковника, вот, мол, я же говорила, а вы не верили. Поёт! Ещё как поёт. Золотой он у нас! Голос золотой! Да, товарищ дирижёр?

Придя наконец в себя, в звенящей тишине лейтенант Фомичёв подскочил, восторженно схватил руку старшего лейтенанта, принялся её трясти.

— Вот это да! Вот это голос, товарищ полковник! Вы слышали, слышали?! Ну, товаищ старший лейтенант, ну, молодец! Не ожидал!! Это же бас, товарищ полковник, настоящий бас! Шаляпинский. Поздравляю! У нас же теперь свой Шаляпин. Даже не Хворостовский, не Моторинский, товарищ полковник, а именно Шаляпинский бас. Только молодой бас, бодрый, не такой драматичный… бархатный… свежий, сильный! А обертоны, товарищ полковник! Слышали, какие у него обертоны, какая гамма, а? А слух! Абсолютное попадание. Абсолютное интонирование. Я слышу! Ну, здорово! Ну, приятно, товарищ старший лейтенант. И без фортепиано! Очень приятно! Поздравляю! Это невероятно! С таким голосом вы не только… мы не только… Вам в опере петь надо, товарищ старший лейтенант. Да-да, в опере, на сцене.

Именно-именно, говорило торжествующее лицо женщины. Она так и сказала.

— И я ему так всё время говорю! И денег больше бы домой приносил. А он — нет, стесняется.

Полковник Ульяшов привёл уже себя в порядок, услышал про деньги, с женщиной не согласился:

— Не факт что больше! Деньги для нас не главное… Но сильно! (с ударением на последней слог) Сильно, Круглов! А говорили — стесняется.

Неловко присаживаясь на тот же стул, старлей Круглов признался.