Это несоответствие социальных классов общества и заявленного демократического построения власти породило в городе наибольшую борьбу верхов и низов. Условно это городское деление по экономическому благополучию на враждующие группировки называется партиями. Чем бы эти группировки ни прикрывались – ориентацией на того или иного князя, на борьбу внутри церковных течений, то есть на вопрос внешнеполитической ориентации (потому что с каждым новым князем торжествовало и направление внешней политики, в зависимости от приоритетов князя) или на вопросы веры (а в Новгороде очень чутко относились к религиозным вопросам и бились за веру все на том же Великом мосту), на самом деле эти городские усобицы опирались на социальное неравенство, чем дальше, тем более сильно выраженное. По сути, борьба в этом неспокойном Новгороде была социальной – борьбой лучших людей с низшими, то есть богатых с бедными. В городе, подобном Новгороду, это была на самом деле единственно оправданная борьба, и она наиболее всего проявлялась в плохие годы для города, когда доходы лучших людей падали, а низшему населению и вовсе есть становилось нечего. В других городах Руси такие же ситуации редко приводили к бунтам, в Новгороде это в порядке вещей.
Новгородские усобицы (XIV–XV века)
Ключевский считает, что такая социальная борьба начинается только с XIV века, но это не так. И до XIV столетия возникали такие новгородские смуты, просто с этого столетия состояние смуты стало для города более нормальным, чем состояние общественного согласия.
«Резкое имущественное неравенство между гражданами – очень обычное явление в больших торговых городах, особенно с республиканскими формами устройства, – пишет историк, – в Новгороде это неравенство при политическом равноправии, при демократических формах устройства, чувствовалось особенно резко, получало острый характер, производило раздражающее действие на низшие классы. Это действие усиливалось еще тяжкой экономической зависимостью низшего рабочего населения от бояр-капиталистов. Бедняки, неоплатно задолжавшие, спасаясь от долговой неволи, собирались в шайки и с беглыми холопами пускались разбойничать по Волге, ссоря свой город с низовскими князьями, особенно с Москвой. Встречаясь на вече, равноправные сограждане – меньшие люди Новгорода, тем с большей горечью чувствовали на себе экономический гнет со стороны немногих богатых фамилий, а по старине из них же должны были выбирать себе управителей. Этим был воспитан в низших классах новгородского общества упорный антагонизм против высших. Малые люди вдвойне озлобляются на больших, когда нуждаются в их деньгах и тяготятся их властью». Далее он сам говорит, что подобные столкновения между верхом и низом новгородского общества происходили и раньше неоднократно, но вывод делает почему-то такой: меньшие являются еще не политической партией, а подвластным непокорным сословием, чернью. Партией, по Ключевскому, они становятся тогда, когда «во главе новгородского простонародья стали также некоторые богатые боярские фамилии, отделившись в политической борьбе от своей братии».
Что ж, тому, чтобы использовать недовольство низших людей для собственных интересов, в XIV веке у некоторых бояр, в силу городских событий отстраненных от власти, были особые причины. В городе, по сути, место посадника передавалось только между двумя древними фамилиями – Михалчичами и Нездничами. Первые представляли Софийскую сторону, вторые – Торговую. С завидной периодичностью они избирались на высшую должность в Новгороде. Редко между этими двумя аристократическими родами удавалось проскользнуть во власть кому-то еще, само собой из среды очень богатых людей. Иногда народному терпению приходил конец, и меньшие люди явочным порядком вели на место посадника своего избранного. Дело кончалось дракой на мосту в лучшем случае, в худшем весь город приходил в движение и низшие люди ходили жечь дома аристократии. Под 1418 годом читаем: