Полный курс русской истории: в одной книге

Но все старания Бориса быть хорошим царем (а он старался!) не помогли ему в сложном деле нравиться своим подданным. Особенные проблемы были с боярами. Они начались сразу же, когда состоялось избрание: по правилам Борис должен был государству по предписанной грамоте крест целовать, то есть дать крестное целование боярам, что им не грозят никакие кошмары, как при Иване Грозном, а все будет точно по закону. Борис отказывался от власти и не давал целования, и так повторялось несколько раз, пока уже весь народ не взмолился и не попросил Бориса на царство. Креста он так и не поцеловал. Он хотел, чтобы Земский собор избрал его без всяких условий. Своего он добился, но значения такого избрания не понял, дальше Земский собор никак не использовал, он стал править единолично, как и Грозный.

«Борису следовало взять на себя почин в деле, – поясняет Ключевский, – превратив при этом Земский собор из случайного должностного собрания в постоянное народное представительство, идея которого уже бродила… в московских умах при Грозном и созыва которого требовал сам Борис, чтобы быть всенародно избранным. Это примирило бы с ним оппозиционное боярство и – кто знает? – отвратило бы беды, постигшие его с семьей и Россию, сделав его родоначальником новой династии».

Борис же молча, как это делал всегда, стал утверждать единоличную власть. Утверждал, скажем, как умел.

Ему были известны только одни методы – полицейские, ими и утверждал. Он создал целую систему сбора доносов: на своих господ, по Борисовой технологии, доносили их же холопы. Из тюрем он выпустил воров и обязал тех ходить и слушать по улицам, что плохое говорят о царе. Даже дома люди боялись упоминать имя Бориса, потому что, неровен час, могли прийти, схватить и потащить в застенок. Словом, Борис занялся уже известным нам выведением крамолы и ровно теми же способами. Наибольшей опале подверглись пятеро Романовых, дети Никиты Романова, их всех, их жен и детей сослали в самые отдаленные пределы Московии, а старшего Никитича и его жену насильно постригли в монахи. По словам Ключевского, «наконец, Борис совсем обезумел, хотел знать домашние помыслы, читать в сердцах и хозяйничать в чужой совести. Он разослал всюду особую молитву, которую во всех домах за трапезой должны были произносить при заздравной чаше за царя и его семейство. Читая эту лицемерную и хвастливую молитву, проникаешься сожалением, до чего может потеряться человек, хотя бы и царь».

Тут уж бояре перепугались, кошмар опричнины им еще помнился!

Больше всего агитировали против Бориса Шуйские. В Борисе находили черты, которые не нравились: двуличен, не говорит с искренностью, коварен и на все способен. При этом спешившие обвинить его во всех смертных грехах удивлялись, как ему удается при такой испорченности нравов делать столько доброго! Вся беда царя была в том, что он был выходцем не из родовитой знати, а по сути – из простых людей. Ненавистники и называли его «рабоцарем», то есть недостойным занимать царское место. И хотя он очень старался, скоро те же, кто за него агитировал, стали поговаривать, будто бы «он и хана крымского под Москву подводил, и доброго царя Федора с его дочерью ребенком Федосьей, своей родной племянницей, уморил, и даже собственную сестру царицу Александру отравил; и бывший земский царь, полузабытый ставленник Грозного Семен Бекбулатович, ослепший под старость, ослеплен все тем же Б. Годуновым; он же, кстати, и Москву жег тотчас по убиении царевича Димитрия, чтобы отвлечь внимание царя и столичного общества от углицкого злодеяния».

Сначала шептались по углам, потом заговорили в открытую. И у всех на устах было имя царевича Дмитрия. Главный годуновский грех.