Полный курс русской истории: в одной книге

Так скупо, без всякого снисхождения пишет Новгородская летопись, больше жалея о том, что «множество голов паде», чем о смерти князя. Андрей отбивался до последнего, но защитников у него не было.

«В лице князя Андрея, – говорит Ключевский, – великоросс впервые выступал на историческую сцену, и это выступление нельзя признать удачным. В трудные минуты этот князь способен был развить громадные силы и разменялся на пустяки и ошибки в спокойные, досужие годы. Не все в образе действий Андрея было случайным явлением, делом его личного характера, исключительного темперамента. Можно думать, что его политические понятия и правительственные привычки в значительной мере были воспитаны общественной средой, в которой он вырос и действовал. Этой средой был пригород Владимир, где Андрей провел большую половину своей жизни».

Вероятно, тут ученый прав в оценке Андрея: средой князя был дикий Владимир, слугам он доверял больше, чем братьям или отцовским боярам, к человеческой жизни относился крайне легкомысленно – то есть бессердечно, так что ожидать добра от тех, кого он унизил или чьих родных сгубил, было невозможно. После его смерти начался настоящий мятеж, тело князя бросили в огороде, церковь ограбили, владимирцам поспешили сообщить, что «если кто из вас помыслит на нас, то мы с теми покончим. Не у нас одних была дума; и ваши есть в одной думе с нами».

На что владимирцы, боявшиеся возмездия, ответили:

«Кто с вами в думе, тот с вами пусть и будет, несть на ны крови его».

Нашелся только один верный слуга, который в этом кошмаре вспомнил об убитом князе и нашел его голое тело. Тогда только перенесли тело в церковь, но и то бросили в притворе. Спустя еще три дня в церковь пришел монастырский игумен, тогда тело перенесли внутрь церкви и положили в каменный саркофаг, а еще через шесть дней отпели. Новый, так сказать, стольный Владимир после смерти Андрея сначала достался Мстиславу Ростиславичу, но ненадолго.

Борьба за Владимир (1174–1176 годы)

В Северо-Восточной Руси началась такая же усобица, как это бывало в Южной, дядья перессорились из-за владимирского княжения со своими племянниками. Против Мстислава и Ярополка встали бартья Андрея Михаил и Всеволод. В конце концов братьям удалось взять себе Суздальскую землю. В качестве своих городов они предпочли младшие Владимир и Переяславль старшим – Ростову и Суздалю. Какое-то время было спокойно, но стоило умереть Михаилу, как усобица пошла снова – на вакантное место стал претендовать Мстислав, который пошел против Всеволода. Ему не повезло, битвы он проиграл, претензии вынужден был отозвать. Единоличным хозяином Суздальской земли стал Всеволод, именуемый за многодетность Большое Гнездо. Можно было бы не обратить внимания на эту усобицу, поскольку для тех времен это дело обычное, если бы не одно «но». В Южной Руси усобицы между князьями выглядели так: один князь или союз князей выставлял свою дружину(ы) против соперников или соперника, народу до этого не было никакого дела, воевали князья с князьями. В Северо-Восточной Руси усобица приобрела другие черты: в войне принимало участие население. Шли не рать против рати, как было прежде, а земля против земли.

«За дядей, – пишет Ключевский, – стоял прежний пригород Владимир, недавно ставший стольным городом великого князя. Племянников дружно поддерживали старшие города земли Ростов и Суздаль, которые действовали даже энергичнее самих князей, обнаруживали чрезвычайное ожесточение против Владимира. В других областях старшие города присвоили себе право выбирать на вече посадников для своих пригородов. Ростовцы во время усобицы также говорили про Владимир: „Это наш пригород: сожжем его либо пошлем туда своего посадника; там живут наши холопы – каменщики “. Ростовцы, очевидно, намекали на ремесленников, которыми Андрей населил Владимир. Но и этот пригород Владимир не действовал в борьбе одиноко: к нему примыкали другие пригороды Суздальской земли. „А с переяславцы, – замечает летописец, – имяхуть володимирцы едино сердце“. И третий новый городок, Москва, тянул в ту же сторону и только из страха перед князьями-племянниками не решился принять открытое участие в борьбе. Земская вражда не ограничивалась даже старшими городами и пригородами: она шла глубже, захватывала все общество сверху донизу. На стороне племянников и старших городов стала и вся старшая дружина Суздальской земли; даже дружина города Владимира в числе 1500 человек по приказу ростовцев примкнула к старшим городам и действовала против князей, которых поддерживали горожане Владимира. Но если старшая дружина даже в пригородах стояла на стороне старших городов, то низшее население самих старших городов стало на стороне пригородов. Когда дяди в первый раз восторжествовали над племянниками, суздальцы явились к Михаилу и сказали: „Мы, князь, не воевали против тебя с Мстиславом, а были с ним одни наши бояре; так ты не сердись на нас и ступай к нам“.