Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ (сборник)

Ничто не способно сравниться по летучести с газетной и журнальной информацией, и, возможно, читатели газет уже позабыли ожесточенную прошлогоднюю полемику. Громадная коммерческая махина, охватывавшая и агентства путешествий, и рестораны, и производителей шипучих вин, решила, что 31 декабря 1999 года кончалось второе тысячелетие и в 2000 году наступало третье. Тщетно порывались математики воззвать к здравому смыслу, убеждая все общество, что если счет начинается с единицы, числа с нулями замыкают (а не открывают) каждую десятку, каждую сотню и каждую тысячу. Армандо Торно[334] на страницах «Коррьере делла сера» только что воспроизвел всю историю с начала, но и ему пришлось признать, что очарование двух нулей уже не в первый раз торжествует над логикой и день рождения XX века праздновался в 1900 году вопреки здравому смыслу и арифметике.

Ну бог с ним, сила двойного нуля одержала победу над здравым смыслом, и естественно, что потребительское общество этим воспользовалось и что наши современники подняли бокалы за третье тысячелетие в последний день 1999 года, а в отношении 2001 года испытывают лишь несильное возбуждение, как перед приходом любого другого новогодия.

Так уж устроены люди. Но я тем не менее помню, что в прошлом году, стоило мне заявить в «Эспрессо», что мы еще не распочинаем новое тысячелетие, как в редакцию полетели письма, содержавшие хитроумнейшие расчеты, имевшие целью продемонстрировать, что тысячелетие должно было начаться год назад, с притянутым за уши Дионисием Малым[335] и с предположением (абсурдным), будто в каком-то их альтернативном календаре существует нулевой год (из чего следует единственный вывод, а именно – что через двенадцать месяцев после рождения Иисуса Христа ему должно было исполниться ноль лет).

Интересно, что среди писавших были не только легковеры, будущие участники передачи «Большой Брат», фанатики новогодних кексов[336] и тихоокеанские лемминги. Там были лучшие ученые, философы, лингвисты, герменевтики, афористы, языковеды – специалисты по романским языкам, энтомологи и археологи. Как могло произойти, что такие образованные люди всею душой своей желали, чтобы миллениум начался в году 2000-м? Если им так хотелось отпраздновать двойное новогодие, почему они не отправлялись на острова Южных морей или на Алеуты?

Чтоб разобраться в этом, припоминаю, как я был маленький и погружался в грезы над Сальгари и другой приключенческой романтикой, пытаясь вообразить, какими же будут чудеса 2000 года. Сердце так и екало: увижу ли двухтысячный год? После должных подсчетов я приходил к выводу, что в двухтысячном году мне исполнится шестьдесят восемь лет. Не успеть мне, горестно размышлял я тогда. Дожить до таких годов… Но потом я припоминал, что встречался с людьми и семидесятилетними (а также слыхивал, что земную жизнь проходят до половины к тридцати пяти годам), и из этих предпосылок получалось, что, если повезет, могу и успеть. Признаюсь, что в прошлом году, приблизительно осенью, я стал бояться, что автокатастрофа, инфаркт или убийство, умышленное или непредумышленное, остановит за несколько недель до финиша мое победное шествие к рубежу третьего тысячелетия.

Я продолжал осторожно тревожиться до двадцати трех часов сорока пяти минут 31 декабря 1999-го, а потом замер спиною к стеночке, стараясь даже не высовываться в окно, за которым зловеще трещали фейерверки, и терпеливо дождался фатального мига. Лишь после него я перевел дух и лихо предался возлияниям, потому что теперь уже, умри я прямо на месте, все равно успеть-то я точно успел!

Вот вам и отмычка тайны. В силу ряда нумерологических причин, по крайней мере для пожилого контингента, преодолеть 2000 год означало выиграть партию против смерти. Этим-то объясняется, с какой стати всем понадобилось по возможности придвинуть финиш. Невинная хитрость (и, полагаю, бессознательная), но для победы над смертью люди готовы и на такое, и на большее: в фильме Бергмана «Седьмая печать» люди играют со смертью в шахматы.

Верят в алхимию [337]

Ну что вот раздражает в нью-эйдже? Не столько вера, будто на жизнь воздействует положение звезд. В это множество умных людей верило. И не столько вера, будто Стоунхендж – нечто сверхъестественное, магическое и астральное. Притом что лично мне кажется довольно банальной идея, возникшая во времена, когда людям уже были известны солнечные часы, – идея расставить крупные валуны по линиям восхода и захода солнца. Только всякий раз я задумываюсь: до чего же они лучше наблюдали за солнцем, чем за ним наблюдаем мы. Да, они наблюдали лучше.

Нет, в нью-эйдже раздражает синкретизм. Синкретизм (в дикорастущем виде) – это не когда верят во что-то, а когда верят сразу во все, причем в такое все, части которого взаимопротиворечат.