Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ (сборник)

Магия означает веру, будто можно перескочить в быстром темпе с причины на результат, опустив промежуточный процесс. Ткнуть булавкой в изображение врага – и враг погибнет. Произнести заветную формулу – железо станет золотом. Воззвать к ангелам и через ангелов направить важную информацию. Бенедиктинский аббат Тритемий (XV век) выступил провозвестником современных шифровальных машин, разрабатывая системы секретного кодирования для передачи посланий от правителей военачальникам. Все схемы Тритемия в наше время запросто взламываются на компьютере, но для его собственного времени они были гениальны. Так вот, чтобы схемы смотрелись поаппетитнее, автор изображал свою технику как волхвование, включающее в себя созыв ангелов, которые озаботятся перенести подальше и поконфиденциальнее нашу зашифрованную информацию.

Магия – это когда не показывают длинную цепь следствий и причин и в особенности когда не пытаются проверить эту цепь методом повторяемых экспериментов. Чудо совершается сразу, в том-то красота магии. От первобытных культур до нашего просветленного Возрождения и далее до сегодняшнего дня, до мириадов оккультных сект и групп, кишащих в интернете, – вера в магию, надежда на магию отнюдь не угасла по воцарении опытной науки.

Страсть к стремительным перескокам от причин к результатам олицетворилась в технологии, которая воспринимается как дочь науки.

А сколько пришлось попыхтеть, чтобы от первых компьютеров Пентагона, от «Элеа» фирмы «Оливетти» размером с целую комнату (помнится, потребовались месяцы программистам из Ивреи[123], чтобы заставить своего мастодонта сыграть марш из фильма «Мост через реку Квай», к неимоверному их счастью и гордости) дойти до нашего с вами лэптопа, где имеется все и сразу? Технология из кожи вон лезет, чтоб затушевать порядок причин и следствий, сделать вид, что причин не существует, что все вершится само собой, волшебно.

Первые компьютерщики писали программы на бейсике, который был не машинным языком, а языком почти мистическим (мы – первые компьютерные пользователи – не знали язык машины, но понимали, что дабы вынудить машинные чипы связаться в определенную цепочку, им обязательно следует дать мучительно сложные инструкции на хитром бинарном языке). Впоследствии система Windows заоккультировала это программирование на языке Бейсик, потребитель нажимает на кнопку и переворачивает перспективу, связывается с заморским корреспондентом, получает результат астрономического расчета; потребитель остается в полном неведении, каким же путем он дошел до этого (а путь-то был). Компьютерный пользователь воспринимает компьютерную технологию как магию.

Наверное, покажется странным, что эта магическая ментальность живуча в наше время, но стоит посмотреть вокруг, и мы убедимся, что магия популярна повсеместно. Повсюду правят бал сатанинские секты, под боком у нас исполняются синкретические обряды – те самые, за которыми совсем недавно антропологи уезжали в далекую Бразилию, а сегодня монсеньор Милинго устраивает свои радения в Риме, хотя Рим – отнюдь не Баия.

И даже традиционные религии все чаще отступают, дрожа, под натиском многообразных чужих ритуалов и, дабы подманить публику, ныне перестают обсуждать публично и такую тематику, как таинство Троицы (хотя вообще-то богословские диспуты, хоть и подчинены особым критериям, все-таки методологически ближе к науке, нежели к магии, уж хотя бы по одному тому, что они развиваются поэтапно, ступень за ступенью, шаг за шагом), – и предпочитают преподносить сошествие Святого Духа как мгновенное чудо.

Разбирая проблему Троицы, богословская мысль продвигалась по правилам логики, поэтапным методом, выкладывая аргумент за аргументом для доказательства, что эта тайна постижима (или же не постижима). А мысль магическая выводит на первый план сакральность, таинственность, трансцендентность, которая исходит от харизматической инстанции, и именно этой таинственной харизматичностью (отнюдь не трудными богословскими силлогизмами) завораживает широкие массы.

СМИ при первой возможности живописуют нам науку как магию, а эта первая возможность представляется, как только наука начинает обещать какую-то потрясающую технологичность.

Сам собою возникает «низкий сговор» (pactum sceleris) между ученым и массмедиа, потому что ученый не способен устоять перед соблазном, он даже считает своим долгом рассказывать о своем исследовании. Иногда это полезно для привлечения спонсоров, иногда исследование просто приятнее предъявить миру в качестве открытия еще до неизбежно грядущего разочарования, когда обнаружится, что обещанного результата вовсе нету на золотом блюдечке.