Это вроде того как если бы ныне вдруг обнаружилось, что некто, впоследствии отсидевший десять лет в сталинском ГУЛАГе, до посадки написал заявление в поселковый совет с просьбой о выдаче пособия. Ну и что, судить его моральным судом? В сталинской России все писали подобные заявления. Это не значит, что человек пособничал сталинизму. Этические судилища всегда должны вершиться с учетом исторической ситуации.
Дискуссия эта не нова, но, естественно, теперь, когда правые у нас у власти, она вспыхнула с обновленной силой, поскольку, как справедливо было сказано, «историю пишут победители». Поэтому не проходит дня, чтобы мы не получали приглашений пересмотреть события последних шестидесяти лет, которые доминирующая культура якобы от нас утаивала.
Любой историк обязан заново пересматривать документы по своему вопросу, будь этот вопрос даже столь изученным, как битва при Пуатье. Может, он прочтет документы и докажет, что данная битва не столь уж важна для истории, как принято думать. Однако если историк вдруг заявит, что пересматривать события необходимо по той причине, что доминировавшая культура злонамеренно таила от человечества реальную картину битвы, – мы ответим: ну, это вряд ли…
В 1945 году, в конце войны, мне было тринадцать с половиной лет. Тогда я понимал не так уж много, но смог понять, что такое диктатура и что следует прыгать в ров, когда над головой свистят пули (перестреливаются фашисты с партизанами). Я разбирался, кто были «маро´» из Десятой МАЗ[206]
, которые считались хорошими ребятами, но немножко чересчур романтичными, и кто были молодчики из «Черных бригад»[207], от которых все разбегались кто куда. Я отличал партизан-бадольянцев с голубыми повязками от партизан-гарибальдийцев, чьи повязки были красного цвета.[208]Потом мне стало известно, что сбросили атомную бомбу на Хиросиму и что обнаружили нацистские лагеря смерти; что добровольцев Сало´ посадили в Кольтано[209]
и вскоре выпустили, что был убит философ Джентиле, что расстреляли братьев Черви[210], что Эзру Паунда арестовали за коллаборационизм и что, по окончании военных действий, бывшие партизаны стали превращаться в грабителей с большой дороги. Поскольку я в общем и целом шевелил мозгами и внимательно читал газеты и журналы, я довольно быстро узнал и о Кефалонии[211], и об истрианских фойбах[212], и о сталинских репрессиях, а позднее, читая письма приговоренных к смерти участников Сопротивления, я уяснил, что среди них были и марксисты, и католики, и монархисты, умиравшие за короля. После войны марксистская историография довольно сильно педалировала роль коммунистов в борьбе за освобождение Италии. Но память Сопротивления сложилась из многих компонентов, и складывали ее не одни марксисты. Только на этой памяти Сопротивления смогло воздвигнуться демократическое государство. Больше ведь не на чем было: всем подспудно известна истина, которую Ренцо Де Феличе[213] впервые высказал громко и ясно. Истина эта – что Италия, как ни крути, принимала и поощряла фашистов. После Освобождения имели место кое-какие чистки. Однако в самые краткие сроки тысячи людей, побывавшие фашистами, но лично никого не убившие, вернулись на рабочие места. В бюрократическом аппарате сохранились те же люди, которые были при фашизме, и они – то в шутку, то всерьез – иногда поборматывали, что «было лучше, когда было хуже». В 1946 году, через год после гибели фашизма, я увидел на стенах первые плакаты «Итальянского социального движения»[214]. В те же годы многие читали не «Унита», а «Боргезе» и «Кандидо»[215]. По государственному телевидению начали упоминать Сопротивление лишь в 1960-е годы, когда президент Сарагат взял привычку оканчивать свои речи словами «Да здравствует Италия! Да здравствует Республика!» и казалось, он кого-то дразнит.Так что многие «замалчивавшиеся» имена и факты, как только что было продемонстрировано, я знал в самом зеленом возрасте и как раз потому, что их никто не думал замалчивать. Иначе как я мог знать их? Неужто в тринадцать лет один я и только я оказался, во всей Италии, допущен к важнейшим государственным секретным сведениям?
В начале 1970-х годов Мариза Бонацци организовала в Реджо-Эмилия выставку «Учебники для начальных школ». Затем, в 1972 году, мы с Маризой Бонацци вместе обработали материалы выставки и опубликовали в издательстве «Гуаральди» книгу под названием «Лживые листы»