Полный привод, или Километры вдоль нормальности

Она выдавила себе на руки гель и приготовилась было опять начать растирать Александр зону бронхов, но, занеся руки над его торсом, сделала одну ошибку – заглянула ему в глаза. Бесенята наперебой махали ей своими копытцами и посылали воздушные поцелуи. Один бесёнок, а особо талантливый и пластичный, прошелся «лунной» походкой.

– Так, – сжала губы девушка и стала оглядываться вокруг, – это никуда не годится. – Она достала одну из бумажных медицинских салфеток, неловко сложила её руками, вымазанными в геле, в широкий валик, и положила Алексу на глаза как загорающему на пляже. Когда тот попытался убрать эту… накладку, прозвучало:

– Только попробуй!

Ответом ей была улыбка «сдохни от зависти, Том Круз».

И только после этого врач опустила руки на плоть подопечного.

Жаклин и сама-то толком не понимала, на чём держалась. Всё-таки профессионализм – это убойная вещь. Растирая любимое драгоценное тело, которое мечтала перецеловать буквально по миллиметру, доктор чуть ли не плакала – это было по-настоящему жестоко. Её спасало только то, что у Александр были накрыты глаза, и она могла своим взглядом и пожирать, и ласкать его торс сколько угодно.

Оба молчали.

Закончив с торсом, врач так же, как и спину накрыла его салфетками, а сверху – пелёнкой. И опять попросила перевернуться. Её послушались. Но, послушавшись, не преминули тихо пробубнить что-то там на манер: «И чего мне, идиоту, не жилось спокойно», сделав тем самым удовольствие исполнителя экзекуций от всей процедуры почти полным.

Врач сняла со спины и салфетки, и пелёнку и, отклеив от согревающего пластыря защитную наклейку, наложила его больному на одну половинку спины, аккурат напротив нижних ответвлений бронхов – при прослушивании ей слышалось, что из верхних мокрота и воспаление уже ушло. Проделав тоже самое с другой половиной спины, она прошла к креслу и, достав еще один плед, среди мохерового индийского, перуанского из шерсти альпаки, и шерстяного шотландского выбрав последний, укрыла им больного.

– Тебе нельзя еще вставать – на груди у тебя гель не впитался. – Она пересела на кресло. – Нужно минут десять полежать. Потом я сменю салфетки на пластырь, и ты сможешь быть свободен.

После слова «свободен» «мученик» закатил глаза и отвернулся к спинке дивана.

– Хочешь, я тебе почитаю вслух? – вдруг предложила услужливая хозяйка.

– Я засну.

– Вот и здорово.

– И просплю до утра.

– А это вообще то, что доктор прописал – тебе после растираний нежелательно выходить на улицу.

– А что ты скажешь мужу утром?

– Что я тебя знать не знаю – вчера вас обоих кто-то привёл к дому полностью «готовых», и я разложила вас по диванам.

Потенциальный собутыльник Чарльза обернулся и уставился на потенциальную лгунью так, будто бы она попросила дополнительную порцию пирога с мясом.

– Да вы, оказывается, страшный человек, доктор Рочестер, с вами опасно иметь дело. – Бесенята выстроились в почётный караул и палили из пушек.

– Ты мне льстишь, но я буду стараться оправдать твои ожидания. – «Страшный человек» поклонилась. – А ты любишь читать, Алекс?

Парень скривил губы.

– Смотря что.

– И что же?

– Ну, если ты о художественной литературе, о всяких там Гюго, Золя, Мопассанах и Хемингуэях, то – нет, всю эту муть мутную я не читал – не моё.

«Но перечислил довольно бодро», – заметила врач.

– Вернее, читал, конечно, но совсем чуть-чуть по программе. Я всегда любил энциклопедии, справочники, журналы всякие, короче всё, где была голимая, отборная информация, знания в голом виде. В интернете инфу рыл.

– И что же ты… рыл?

– Про войны всякие. Мне нравились сражения, битвы, – мечтательно вспоминал юноша, – это интересно. Древние войны: Карфаген, Александр Македонский, Пирр. Когда еще оружие было примитивным и многое зависело от самого воина, от его умений, физической силы, ловкости. А не то что современные – бах-бах и сто трупов – это неинтересно. Я любил холодное оружие, много читал про все эти самурайские японские мечи: тати, кото, нагината, шотландские палаши, клейморы, баллоки – сталь, графит, рукоятка, заточка, все дела. У Кирка, кстати, всего этого целая коллекция.

– У тебя, наверное, в школе был любимый предмет – история?

– Нет. – Лежащий скептически скривил рот. – У нас по истории была дура. Она меня достала своей тупостью – вечно втирала нам про революции да про смену какого-нибудь там общественного строя, да форму власти, чем они отличаются и почему их нельзя путать – бр-р-р…нудятина. Я любил физику, математику. По физике я тоже много чего читал, рыл. Занимательную физику очень любил – кинетика, скорость, самолёты, вечный двигатель, да много чего. А ты? Что любила ты?

Девушка медленно, глубоко вздохнула и пожала плечами.