И им сразу резко расхотелось целоваться – девушка первая отстранилась и опять спрятала лицо где-то за ухом у парня, а юноша тяжело вздохнул и отвернулся к окну.
Жаклин так и просидела на руках у Алекса весь остальной путь да самого Оксфорда, благо оставалось не так уж и много. Пару раз она, правда, спохватывалась, подскакивала, пытаясь сползти на своё сидение, беспокоясь, что ему наверняка тяжело держать её на руках, на что МакЛарен грустно улыбался и еще крепче сжимал руки.
Они молчали. Всё, что можно сказать сейчас, уже сказано. Всё остальное либо понятно и без слов, либо не станет таковым, что бы они не говорили.
Поэтому, обняв девушку, юноша теребил пальчики её правой руки, которую та уронила себе на колени, а она, положив голову ему на плечо, смотрела в окно на сгущающиеся сумерки. И лишь перед самым выходом, как бы на прощание, он позволил себе дотянуться губами до её шеи и сначала лизнуть, а потом коротко поцеловать это же место.
После этого можно было и собираться.
Выходили в Оксфорде тоже молча и по отдельности. За руки не держались. Даже Алекс, посмотрев на Жаклин, решил больше не шутить и не выносить её из вагона.
Только уже на перроне, идя вровень с девушкой, он заговорил.
– Можно вопрос?
– Да, конечно… спрашивай, – тут же с готовностью отозвалась она.
– Что ты сказала мужу?
Жаклин подумала над ответом.
– Правду.
– Что я тебя похитил?
– Боишься? – девушка хитро-высокомерно вздёрнула бровь и улыбнулась, глядя на парня.
– Смотря чего.
– И чего же? Если не секрет.
– Сначала ты. Я первый спросил.
– Я сказала правду о том, что у тебя топографический кретинизм, и я тебе помогла найти издательство, а потом и обратную дорогу на Паддингтонский вокзал. – Она как могла весело посмотрела на своего спутника.
Но на том не осталось и следа его бравады и лицедейства. Вместо них, на фоне вполне понятной грусти, появилась какая-то уязвимость и – Жаклин не верила своим глазам – стеснительность. Он молчал.
– Извини, – не получив отпора, а совсем даже наоборот, девушка устыдилась своей шутки и сникла, – я пошутила… неудачно. Я сказала совсем другое, – продолжила она. А потом вспомнила: – А чего ты боишься?
Александр всё-таки нашел в себе силы отшутиться:
– Щекотки.
– Я запомню.
– Угу.
Они, не сговариваясь, остановились на перекрёстке, на углу Worcester Сollege. Пришла пора расставаться – студенту дальше идти почти прямо, на Georgs Streetк своему кампусу, а Жаклин – налево, на Walton Street в свой квартал.
МакЛарен понимал, что завершать сегодняшнюю поездку предстоит ему – на какой ноте решит расстаться он, так всё и будет. Уже стемнело, поэтому, остановившись подальше от света фонарей, похититель безбоязненно обнял ладонью свою жертву за щечку.
– Я… – он запнулся. – Жак, спасибо тебе за этот день, – начал он заново, потирая её кожу большим пальцем. – Мне… мне… – «Твою мать, да что же это со мной?! Соберись, лох!» – мне еще никогда не было так классно с девушкой и это – правда.
«Ну, так! Какие твои годы!» – она в знак согласия и одобрения, накрыла его ладонь своею и теснее прижала к своей щеке, наклонив в эту сторону голову. На её умном и живом личике сейчас отражалась, кроме смущения и полного удовольствия от его откровенности, еще и лёгкая грусть – после таких слов расставаться сделалось тяжелее на пару порядков. Жак, наверное, должна была как-то ответить, что-то сказать, но сейчас могла бы выговорить только то, что не хочет, вот ни в какую не хочет отодвигаться от него вообще ни на дюйм, ни на фут и что ей будет стоить огромных усилий даже оторвать от него свои руки.
Видимо, всё это отразилось у неё на лице, потому что Алекс не выдержал:
– Аа-а-а-а… ч-ч-ч-черт… – в досаде протянул он и начал оглядываться вокруг. Они стояли на перекрёстке, три угла которого являли собой стены домов, а с четвёртый являлся углом парка Worcester Сollege. Он не был огорожен, а обсажен кустарником и не меньше пары столетий назад, поэтому неудивительно, что насаждения больше походили на Великую Китайскую стену и по размеру, и по проходимости.
Александр схватил Жаклин за руку и потянул через дорогу к входу туда. Только лишь зайдя с ней за ограждение, он на ходу скинул рюкзак в траву, к своим ногам и, развернувшись, обхватил её голову руками и впился ей в губы.
И Жак сделала то, о чем мечтала уже несколько месяцев кряду – зарылась пальчиками ему в волосы на затылке и начала, что называется, «купаться» в них своими ладошками. Она их взъерошивала, и тянула, и теребила, и набирала себе полные руки, а потом опять отпускала и пробиралась ноготками к самой коже.
Слов не было. То есть, вообще.
Они только лишь громко застонали в унисон. Закрыв глаза, оба руками, губами и языками пытались хоть чуть-чуть набраться ощущений друг от друга впрок, на будущую разлуку. Присасывались, отрывались, потом полизывали, затем опять впивались, играли языками то у одного, то у другого во рту – и всё по новой. Когда нестерпимая жажда контакта, жажда прикосновений и не только, стала хоть немного терпимой, Александр оторвался от Жаклин и сгрёб её в охапку.