Поломанные Константы

А до того церквушка отца Георгия, как и прежде, встретила ее таинственно-священным молчанием. Предусмотрительно отключив все мобильные телефоны, она направилась вперед. Сам отец Георгий обрадовался ее приезду как ребенок. Он восклицал: «Слава Господу! Ты здесь!» или «Наконец Всевышний услышал мои молитвы!» Они пили липовый чай, впитавший в себя запах мягкого ладана, и разговаривали.

Разговор старого священника и юной девушки походил на бред умалишенных. Но лишь им был понятен смысл. Они говорили о Боге. Вернее говорила она, а Георгий внимательно, ученически слушал. Она рассказывала ему обо всем неведомом. О тайнах, хранимых землей и небом, о господних делах. О доброте и красоте, о величии и благородстве, о правде и надеждах Веры. Она принесла ему весть. В который раз. Потом он подарит эту весть людям, монолитной толпой собирающимся в тесном помещении церкви. Они придут издалека, проделают долгий путь, чтобы выслушать, впитать его проповеди и молитвы… А пока слушал сам отец Георгий.

Когда Даша закончила говорить, в маленькой комнатке, освещенной тремя свечами, на некоторое время воцарилось молчание. Нарушил его отец Георгий.

– Скажи-ка, Дашенька, – вкрадчиво и очень осторожно проговорил он. – Ты давно обещала рассказать, как тебе удалось избежать чистки.

Девушка бросила на отца Георгия проницательный взгляд и задумалась. Он, бывший митрополит Георгий, чудом спасшийся от мести дьявола, продолжает служить Богу. Через трудности, лишения и опасности, подвергая себя бесконечному риску… Минуту спустя она поставила расписную чашку и тихо заговорила:

– Вообще-то я жила незаметно. Мама видела все мои отклонения, но никогда не говорила об этом, даже самым близким. Кто-нибудь мог донести в Центр Преображения, а оттуда после «очищения мозга» выходят деревянные зомби.

Мама запретила мне фокусы. Единственное, что я себе позволяла, – подогреть чайник, когда я только просыпалась и не хотела вставать, приготовить чай и телепортировать его к себе в комнату. В принципе, я могла бы материализовать чашку с чаем, но это было бы слишком неосторожно.

И все бы шло гладко и незаметно, если бы я однажды не добралась до бабушкиных реликвий. Моя бабушка Аня умерла, когда маме было восемнадцать лет, в день прихода к власти Диктатора. Из бабушкиных записей я поняла, кем является на самом деле Диктатор. Это были записи, датированные первыми десятилетиями нашего века. Я читала и чувствовала тревогу, какой-то рок, я наконец-то поняла, почему мама прятала меня от посторонних. Неожиданно среди всего бабушкиного наследства я нашла старую кассету с магнитофонной записью. Любопытство взяло верх. Сосед за стеной коллекционировал старые магнитофоны… и один, кассетный, через минуту оказался у меня на столе. Я вставила кассету. Полилась песня. Это были запрещенные теперь песни, песни времен молодости бабушки, – это был ДДТ. Я слушала с замиранием сердца, совершенно забыв о бумажной тонкости наших стен. Через два дня пришла повестка, меня вызывали в Центр Преображения.

Олеся пила чай и плакала. Алина и Вацлав сидели рядом с ней.

– Может, можно что-нибудь сделать? – с надеждой спросила мужа Алина.

Вацлав отрицательно покачал головой.

– Центры Преображения корнями уходят в Совет, в правительство… А где Даша?

– Пошла к Венере, – прошептала Алина. – Господи, хоть в одном повезло, Володя не дожил до этого кошмара…

Олеся вздрогнула и заплакала сильней…

И, как десять лет назад, машина Вацлава, но уже другая, более легкая и стремительная, подъехала к Центру Преображения.

Вацлав притормозил у КП, к машине подошел эсэсовец. Олеся через открытое окошко протянула ему повестку-направление. Эсэсовец кивнул, и их пропустили.

Олеся вела Дашу по коридору к двери, на которую ей указали. Навстречу им шел высокий бородатый синеглазый человек в белом халате. Завидев Олесю и Дашу, он остановился. Олеся инстинктивно прижала дочь к себе.

– Мы с вами уже встречались? – спросил доктор Олесю.

– Нет, – солгала Олеся, узнав в мужчине напарника Байкалова.

– А вот и неправда, – улыбнулся человек. – Вы меня обманываете. Видите ли, я психиатр и понимаю, когда мне лгут. Да и разве можно забыть такую красивую женщину? Опять что-то с младшей сестрой?

Голос врача был мягок и добр. Олеся еще раз взглянула на этого высокого, сильного мужчину, стопроцентно соответствующего представлению о надежной защите от жизненных бурь для любой женщины, и разрыдалась, как девчонка, первый раз в жизни почувствовавшая безопасность.

– Дочь, – выдавила она.

Доктор не стал утешать, лишь погладил ее по голове и тревожно взглянул на выглядывающую из-за спины матери девочку.

– Бог ты мой! – выдохнул он. – Глаза! Графики у вас есть?

– Да… У нас в городе сделали… – Олеся торопливо протянула карточку Даши.

Доктор развернул длинные склеенные листы с графиками аномалий. Вверху небрежной рукой какого-то медика было написано: Д. Зорина, 14 лет, стопроцентное мутационное изменение биоритмов и волн мозга. Патологий в органике не выявлено.