Поломанные Константы

Лицо доктора не изменилось, только взгляд, который он кинул на Олесю, стал напряженным. Он снова погрузился в изучение графиков. А в мозг Олеси неожиданно ворвались слова:

Олеся! Ведь вы Олеся? Меня зовут Ян.

Олеся вздрогнула и уставилась на доктора. Он не отрывал взгляда от бумаг, но мысли его обращены были к ней:

Я хорошо вас запомнил, Олеся, мутанты не забываются. Вы мутант, как и я… в этом наше горе, в этом наше счастье, но мы не такие, как ваша дочь. Мы очень-очень мало можем. К сожалению, я не могу уже повлиять на события. Байкалов был когда-то мне близким другом. Что с ним произошло, я не знаю… Решение провести очищение принимается без нашего участия, хоть бы я трижды был против и даже убедил Байкалова. Я не могу понять, кто мутит воду в Центре. Поэтому, Олеся, милая, мужайтесь и готовьтесь к худшему…

Ян поднял глаза на Олесю.

– О Господи, Ян! – зарыдала Олеся и прижалась к плечу доктора.

Ян обнял ее за плечи, взглянул на Дашу. Лицо Даши ничего не выражало…

Даша никогда не забудет той комнаты, куда ее завели, оторвав от матери. Большой полукруглый стол, за которым сидело семь врачей. Среди них Даша узнала нового знакомого. Ее усадили на стул в центре комнаты. Воцарилось молчание, нарушенное каким-то толстяком.

– Как тебя зовут, девочка?

– Даша Зорина.

– А сколько тебе лет?

– Четырнадцать, – ответила Даша.

– Скажи, Дашенька, а помимо пристрастия к запрещенной музыке, ты в себе не замечала чего-нибудь, ну, необычного?

– Нет, – опять сказала Даша.

Посыпались вопросы, на которые Даша отвечала: «Нет. Нет. Не знаю». Молчали только двое: знакомый доктор и пожилой человек, худой и немного бледный. Видимо, главный, как отметила Даша. Неожиданно шквал вопросов оборвала исполинская женщина в очках:

– Хватит! – заявила она. – Нечего больше решать. У нее даже глаза сиреневые. Однозначно чистка! Если мы ее не сделаем, мы нарушим закон. Это не десять лет назад.

Приговор был вынесен: «Очищение». Даша на негнущихся ногах вышла в коридор.

Сиреневые глаза заволокло туманом слез, она искала мать в толпе родителей и детей, ожидавших в приемной, но матери не было.

– Ты что? – внезапно Дашу остановил чужой удивленный голос. – Ты же смотри по сторонам.

– Извините, – пробормотала Даша.

– Ты откуда?

Дарья подняла глаза. Высокий темноволосый парень лет девятнадцати пристально смотрел на нее.

– А-а… – протянул он. – Ясно, сиреневые глаза, ангельская внешность и, видимо, потрясные возможности. Очищение?

Даша кивнула, и слезы сами потекли по щекам. Парень схватил Дашу за руку и потянул на улицу. Июньское солнце нещадно палило, трава и деревья пожухли раньше времени, словно тоже прошли через очищение. Скамейка, на которую сели Даша и представившийся ей Агеем парень, находилась в тени.

– Боишься? – спросил Агей.

– Боюсь, – Даша уже успокоилась и равнодушно разглядывала свежее пятно какой-то краски на белых брюках.

– На чем тебя поймали?

– Слушала ДДТ.

– А что это? – спросил Агей.

Даша оглянулась.

– Не бойся, здесь никто не слышит. Уж за мной-то не следят.

– Тогда слушай, только расслабься, – устало ответила она.

Агей откинулся на спинку скамейки и повернул красивое лицо в сторону Даши. А Даша вернулась назад. Мысленно она начала заново слушать старую кассету, но теперь уже не одна…

В мозг Агея ворвалась вихревая, бунтующая, уносящая в вечность музыка. Агей вскинул брови и внимательно посмотрел на отсутствующее бледное лицо Даши. Он слушал музыку, странные переворачивающие душу песни и смотрел в удивительные, излучающие свет сиреневые глаза, на черные ресницы с капельками слез. Брови, как черные кончики острых крыльев чаек, припухлые еще по-детски губы и мягкий подбородок с ямочкой – все признаки ангела-мутанта… Черные пряди коротких волос, отчаянно разбросанных на белом лбу. «Какая безысходность», – подумал Агей, и вслед ему далекий хрипловатый голос из прошлого пел: «Что же будет с родиной и с нами…» Сколько прошло времени? Наверное, девяносто минут, кассета была старой и короткой.

– А ты теперь не боишься очищения? – спросила Даша.

Агей задумчиво покачал головой.