Полосатый Эргени (сборник)

Уже высоко взошло солнце, полдень наступал теплый и почти безветренный. Охотник сидел на толстом суку, обхватив руками ствол и глядя на медведя, который расположился внизу, у самых корней сосны. Зверь был очень крупным, пожалуй, килограммов на четыреста... Он то сидел, то ложился, не оставаясь долго в одной позе, и все время стонал. Иногда его стон переходил в тяжелый вздох, и зверь после этого на некоторое время затихал. В такие минуты человеку казалось, что медведь дремлет. Потом вдруг Бурый поднимался, начинал снова ходить вокруг дерева и реветь. И опять садился, продолжая извергать рев, и, как прежде, раскачивал головой и размахивал передними лапами. Ему было больно, раненый бок жгло, хотя и не так сильно, как это было сначала. Зверь уже немного привык к этой боли, она его не пугала, но и не стихала ни на миг, что еще больше злобило медведя, снова и снова вызывая в нем жгучее, нестерпимое желание мести.

Человеку повезло. Небольшой рюкзачок, который он всегда брал на охоту, так и висел у него за плечами и теперь оказался весьма кстати, ведь там была еда. Хотя всего-то четыре бутерброда и термос с чаем. Но в таком положении это было богатством. Охотник съел один бутерброд и выпил полчашки чая. Остальное снова уложил в рюкзак и привязал его к суку. Было ясно, что медведь отсюда скоро не уйдет.

Конечно, охотник понимал, что долго он не усидит на дереве, если не привяжет себя к нему, но это было не так просто. Толстый ствол дерева невозможно было охватить брючным ремнем. И тогда охотник ножом, что был у него на поясе, отрезал нижнюю часть штормовки, располосовал ее на ленты, скрутил их жгутами и связал. В итоге у него получилась длинная веревка, и он смог надежно привязать себя к стволу, опоясав шнуром. И еще привязался за верхний сук, пропустив веревку под мышками. Теперь можно было расслабиться и подремать, тем более что сидеть на суку было и неудобно, и тревожно.

Через несколько десятков метров отсюда, за оврагом, пролегала широкая утоптанная тропа, по которой обычно ходили люди. Но сегодня с самого утра ни одной живой души на тропе не было видно. Охотник расположился высоко и хорошо обозревал и овраг, и тропу и теперь полагался только на нее, на охотников с ружьями. Он уже не рассчитывал, что этот упорный медведь покинет его. Судя по всему, надеяться на это не приходилось.

Бурый сидел, опираясь о землю передними лапами, и негромко, глухо урчал. Могло показаться, что зверь иногда забывал о своем пленнике, погружаясь в дремоту. Но это было не так. Бурый каждый миг помнил о своей мести. Внезапно он встал, подошел к дереву, поднялся на дыбы, оперся передними лапами о ствол и, вскинув морду кверху, снова заревел.

Человек, судорожно сжимая в руке охотничий нож, с ужасом смотрел на эту ненавистную ему темно-бурую морду. Хотя, говоря откровенно, у Бурого было не меньше причин для ненависти...

К вечеру пошел дождь. Охотник пытался подвинуться под лапу ели, но это ему не удалось — он был привязан. Пробовал на время отвязаться, однако узлы намокли и не поддавались. Через полчаса дождь прекратился, но он уже вымок до нитки.

Зверь, как прежде, был внизу. Во время дождя он почти не намок — выбрал наиболее укрытое место под елкой. Да еще и шумно отряхнулся, и, глядя на это, охотник, оставшийся в мокрой одежде, позавидовал ему.

Бурый иногда смотрел вверх, надеясь дождаться расплаты. С наступлением сумерек раненый бок стал болеть сильнее, и зверь временами стонал. Ему тоже хотелось есть и особенно пить, но жажда мести была сильнее. Пока шел дождь, Бурый ловил губами струйки, стекающие с дерева, потом лизал влажный мох и хотя жажду не утолил, но стало немного легче. Он поглядывал на своего врага, сидящего на елке над ним. Бурый, конечно, мог залезть на дерево, но опасался. Все-таки человек был сверху, и это создавало какую-то опасность, если лезть к нему. Привычней и проще расправиться с ним на земле. И Бурый ждал.

Ночью заметно похолодало, и охотник согревался движением. Он беспрестанно сгибал и разгибал руки и ноги, двигал ими до изнеможения, и только благодаря этому ему удалось не окоченеть. Когда поднялось солнце и нежданным теплом обласкало его, он сразу же заснул сладким сном вконец измученного человека.

Последний бутерброд он доел под вечер, допив одновременно и последний глоток чая.

Почти непрестанно охотник наблюдал за тропой, но людей все не было. Еще в конце первого дня он пытался звать на помощь, кричал: “Спасите”, “Помогите” и просто “А-а-а”, но только раскатистое эхо было ему ответом. Он смолк уже в полной темноте, прокричав более часа и почти сорвав голос. Понял, что кричать бесполезно, и с тех пор молча следил за тропой и зверем, пытаясь сберечь последние силы.