Половина Луны (СИ)

Проснулся Дхана Нанд в предрассветных сумерках от невероятно приятных ощущений. К его лингаму кто-то осторожно прикасался чем-то тёплым и влажным, обводя обнажённую, чувствительную плоть по кругу то медленно, то слегка ускоряясь. Нежные пальцы поглаживали восставшее естество, мягко двигаясь вверх-вниз. Дхана Нанд медленно приоткрыл глаза, сладко потягиваясь, и, не сдержавшись, застонал. Он чувствовал, что близок к разрядке, но не успел излиться. Его пробуждение заметили. Юэ быстро отпрянула, перекатившись на свою часть ложа, накрывшись покрывалом и скрестив руки на груди, сделала вид, будто ничего не произошло.

— Почему ты вдруг прекратила? — спросил царственный супруг у Юэ с лукавой улыбкой, поворачиваясь на бок и откидывая со лба жены влажную прядь волос. — Продолжай. Это было волшебно. К тому же ты остановилась на самом ответственном моменте. И я теперь страдаю.

— Но… я ничего не делала. Тебе что-то приснилось.

— Ага, — всё с тем же лукавством продолжал Дхана Нанд. — Приснилось. Твои руки и язык на моём лингаме?

— Не было такого! — мгновенно отреклась от своих тайных поступков Юэ.

— Если супруга не может сдержаться от прикосновений, мне такое только лестно, — мягко промолвил Дхана Нанд, продолжая водить пальцами по щеке Юэ. — Впрочем, если ты не хочешь сознаваться — и не надо. Давай проверим, какие сны сегодня видела ты, — его рука нырнула под покрывало и проникла меж её ног так стремительно, что юная махарани не успела ничего предпринять.

Сердце трепетало цветком жасмина на сильном ветру. Пальцы мужа с лёгкостью погрузились в податливое лоно, истекавшее влагой.

— Вижу, я нужен тебе не меньше, чем ты мне, — тихо засмеялся Дхана Нанд, и Юэ окончательно смутилась. Она открыла рот, чтобы возразить, но ладонь мужа остановила все слова оправдания. — Не надо ничего говорить. Просто наслаждайся.

— Я… Ты только не подумай… Боги, Дхана, — от его прикосновений она снова выгнулась всем телом, затрепетав, а потом перекатилась к нему на грудь и прижалась к его губам, оседлав его и начиная тереться о его живот и лингам. — У меня внутри будто тысяча лампад горит. Так горячо! Я не могу остановиться! — она выглядела очень трогательно с раскрасневшимися щеками, с ощущением своей полной беспомощности и невозможностью контролировать желания.

— И не надо останавливаться, — дыхание царя тоже участилось. Он поймал её за талию и помог устроиться сверху удобнее. — Попробуй соединиться со мной, слегка наклонившись вперёд. Я поддержу тебя, не бойся.

Из груди Юэ исторгся громкий крик, когда их тела слились. Безумие продолжалось. Юэ снова ощутила, как превращается в поток огня, взлетающий ввысь, к неизведанным, чуждым мирам, полным пьянящего экстаза. И тот, кого она любила, тоже стал пламенем, сжигающим и возрождающим их обоих. Это длилось и длилось, и она не молчала, выражая стонами свой восторг.

Охрана не прибежала, вероятно, лишь потому, что телохранителям вчера пообещали смерть. Юэ тяжело упала на грудь мужа, пытаясь отдышаться. Дхана Нанд лежал, раскинув руки, и смотрел в потолок ошеломлённым взглядом, совершенно потерянный, но невероятно счастливый.

— Вот это да, — выдохнул он. — Я выбрал в жёны Кали и Парвати в одном лице!

Юэ подняла голову и заметила, что на правом плече мужа видна ярко-розовая набухшая полоса, а на шее царя обнаружилась пурпурно-лиловая отметина, похожая на изящную татуировку.

— Это я сделала?! — испугалась Юэ, осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до следов своей неуправляемой страсти. — Неужели я?

— Тебя, похоже, действительно, изнутри лампады жгут, прие. И сильно! — рассмеялся Дхана Нанд.

— Мне нет прощения… Надо обработать твои раны! — Юэ вскочила с постели и, схватив кусок чистой ткани, бросилась к кувшину со свежей водой.

— Да разве это раны? — счастливо рассмеялся Дхана Нанд. — Успокойся, это даже царапиной не назвать. Если моя возлюбленная тигрица поиграла со мной, я только рад.

— Но я не помню, как это случилось! — лицо Юэ было виноватым.

— Зато я помню. Могу рассказать.

— Говори! — она напряжённо ждала ответа.

— Ты совершенно не осознавала, что творишь, потерявшись в блаженстве. Но какой ты при этом была прекрасной… Если бы только могла себя видеть! Не беспокойся, мне не больно. Ты же меня не мечом проткнула, просто приласкала.

— Я развратная женщина, — с раскаянием заключила Юэ, потупив голову. — Праведные жёны такое не творят.

— Если под «праведными» ты подразумеваешь тех, кто предпочитает лежать неподвижно с лицом мученицы, подвергающейся пыткам, я счастлив иметь жену неправедную, способную оцарапать меня или укусить в порыве страсти, потом забыть об этом и мило просить прощения, — Дхана Нанд сиял, словно только что отчеканенная монета.

— Ты не злишься? — Юэ посмотрела на него так робко и умоляюще, что Дхана Нанд не сдержался и снова привлёк её к себе.

— Я выглядел бы глупцом, рассердившись на такое. И вот ещё что: не беспокойся снова потревожить меня во сне, если в тебе однажды снова загорятся лампады. Всегда зови меня тушить пожар.