Вернулся я только тогда, когда Хэллебор уснул. А это оказалось полпятого утра.
Светлело. Оживающий день хотелось прикончить.
Я курил, глотая дым, и ощущал, как у меня першит в горле от горечи никотина. Я курил, думая о том, как сигареты прекрасны в своей отвратности.
Выкурить бы все свои эмоции – вот о чём я думал, затягиваясь.
И услышал шорох за шторой. Это Коул сел на кровати.
Я выдохнул дым.
Сосед молчал.
– Ждёшь извинений?
Он не ответил. Просто лёг обратно и – чувствую, уставился в стену. Я знал, что он не сможет уснуть. Но уснёт, в конце концов. Окно было не на его стороне комнаты – свет наступающего утра ему не мешал.
Я затянулся и снова выпустил дым через нос. Горечь обожгла.
– Невозможно быть добрым и гениальным одновременно.
Я услышал, как он тяжело выдыхает. Он хотел ответить, но ответить было нечего.
Просто то, что я говорил, было правдой. Сильным тоже надо быть, и, если необходимо, можно казаться жестоким.
Я думал не совсем так, но в последнее время
Коул, Дэмиан и Эндрю вряд ли были со мной согласны.
Я затянулся. И выдохнул дым.
Воздух казался более свежим после затяжки. Мысли казались более пустыми и простыми. Мир казался светлее.
Что же, всё после затяжки казалось мне легче. И лучше.
Но не я сам.
Я сидел в углу комнаты, вслушиваясь в разговор.
Они всё ещё обсуждали меня. И того, другого парня.
Почему… Потому что мы были главными подозреваемыми.
Они не могли меня видеть, но могли почувствовать. Я не знал их сил. И они не знали моей. Но, должно быть, скоро я получу прозвище.
Когда они обо всем проведают.
Женщина с серебряными на свету волосами говорила с директором, пытаясь, однако, доказать, что виноват вовсе не Дэмиан Куин или Джонатан Эрланд.