Половина солнца

Директор этот вопрос не задал.

Он устало перевёл взгляд с женщины на рыжеволосого Крозье. Тот всё ещё хмуро и упрямо повторял:

– Возможно, виновен и вправду мальчик, просидевший в ящике П… В карцере. Но новенький не внушает доверия. Он же из психушки!

Я поморщился, вспоминая старый дом.

Да уж. Из психушки.

Теперь я думал, что там было легче. Подумаешь – таблетки, пристальный присмотр. Жесть, творившаяся в этой школе, сводила с ума намного сильнее.

– Да, юноша действительно был зачислен в психиатрическую лечебницу, – подтвердила Туманная женщина. Я удивился, почему она всё ещё не на посту в одной из башен, стоящих вокруг острова. – Но у него нет никакого резона и причины поджигать кабинеты. А вот…

– Простите, леди, – директор вздохнул. Он часто вздыхал. И всегда выглядел так, будто вот-вот умрёт. Впрочем, возможно, так оно и было. – У вас нет никаких доказательств причастности Олеандра ла Бэйла. Он хороший мальчик, спас всех, кого вы спасти могли бы и не успеть, – его взгляд стал жёстче.

Крозье выдохнул.

– Да уж. И какой, к чертям собачьим, нужен резон психу? Никакого. Сжечь все ради забавы! Откуда мы знаем, может, у него способность такая.

Туманная смерила его ледяным взглядом.

– Против этого мальчика улик нет.

Крозье широко ухмыльнулся, отчего шрам в уголке его губ растянулся и стал более заметен.

– Неужели? – он, стоявший до того скрестив руки, протянул женщине папку, шлепнув её на стол директора. – Дело Джонатана Эрланда. Прошу любить и жаловать.

Она пристально смотрела на бумаги.

– Я читала, – спокойно произнесла она. – У меня есть к ним доступ, я же не простой охранник.

Крозье нахмурился, явно сдерживаясь, чтобы не выглядеть слишком пренебрежительно и непрофессионально.

– Прекрасно. Тогда вы знаете, что этот «юноша» убил собственную мать, оставив себя сиротой, а потом ещё и пытался выскрести себе глаза ложкой, уже в психиатрической лечебнице. Как вам такой «резон»? Нехило, а?

Туманная взяла папку и открыла её, пробежавшись беспристрастным взглядом по страницам.

– Допустим, – ответила та. – Но в его деле не было ни одного поджога…

– Ха! – Крозье ухмыльнулся, перелистывая папку и указывая пальцем в какую-то страницу. – Его отец был пожарным. До того, как погиб, спасая людей. Герой, ничего не скажешь. Только вот помер в огне.

Туманная скривилась.

– Ладно, – она захлопнула папку и опустила её на стол. Директор прикрыл глаза руками. Он не выглядел ни молодым, ни старым. Скорее, измученным. И вечным.

– Вам обоим стоит обсудить это с остальным коллективом и органами. Не со мной. Пока не будет других доказательств, причём обоснованных, я ничего не сделаю, и С.О.В. тоже. А ещё вы бы подумали, каким образом возобновить занятия. Раз кабинеты обычных предметов сгорели, как и все необходимые вещи, можете начать курс обучения аномальной. Всё равно мы уже давно собирались это сделать.

Оба учителя молчали, слушая начальника. После отвернулись. И когда они направились к двери, я споткнулся о воздух, что было вполне в моём стиле, и, выдохнув, провалился в стену. Она поглотила меня, а я же, рухнув, но не почувствовав этого, уже в коридоре, вздохнул, сосредоточился на своём теле и спустя несколько секунд открыл глаза, очнувшись в своей комнате, всё чувствуя и ощущая.

И ощущал я неладное. Вернее что-то, подсказывающее о приближающейся буре.

А ведь мы жили посреди моря.

Волк

Привет, Волк, привет, Ворон

Элэнд Фабио Раух был немцем. А также – юным подмастерьем священника. К тому же он был почти единственным верующим человеком на всю школу, и многих это забавляло.

Так мне объяснил сегодня на ужине парень по имени Генри, указывая на невысокого мальчика, сидящего в одиночестве за столом.

Почему-то все до сих пор помнили прошлое и цеплялись за него. Да, прошлое стоит помнить. Но в таком смысле… Сомнительно. Скорее всего, людям просто нужен был повод. Учебники истории им в помощь.

Уже идя по коридору, я заметил издали, как ребята загнали худенького Элэнда с растрёпанными пшенично-жёлтыми волосами в угол, прижимая к стенке. Он был безоружен, естественно, и даже бос. Видимо, кто-то выкурил его прямо из комнаты.

Я попытался сосредоточиться на мальчике, как вдруг с ужасом понял, что откуда-то знаю его. Я поразился, но не понимал, что это.

И всё же я полностью сосредоточился на Элэнде Фабио, прикрыв веки.

Я почувствовал, как информация меня захватывает.

Elend означает «горе» в переводе с немецкого. И о чём думала его мать, нарекая так сына?

О, чёрт. Она ведь и вправду не думала.

Вот оно: его мать умерла при родах. «О горе», – произносит женщина. И умирает.

Видимо, отец потому и решил назвать сына последними словами жены.

Я открыл глаза. Пока что этого было достаточно.