Половина солнца

«Это последнее, о чём тебе сейчас следует волноваться».

Когда длинные коридоры закончились, меня привели в какую-то тёмную комнату. Там стояла кровать, и, рассмотрев её поближе, я вскрикнул. Я в ужасе отвернулся, пытаясь сбежать, но охранник схватил меня и осторожно подтолкнул вперёд – не так грубо, как в той больнице, и на том спасибо. Я прищурился, стараясь смотреть под ноги, но взгляд всё же упал на источник моей паники.

Ждала меня вовсе не кровать, а скорее койка, к которой крепились ремни для рук и ног. Как в психиатрической клинике. Всё прямо как там. Когда на тебя кричат, щипают за руки, чтобы заткнулся…

Я пытался вырваться, и мне пригрозили. Но я не сдавался, не понимая, Райан я сейчас или Джонатан, и в этом порыве сумасшествия даже не заметил, как меня уложили и приковали к койке.

Бежать было некуда. Я пытался выбраться из тела, применив свою аномальную, но всё без толку. Меня будто обезоружили, будто бы кто-то лишал меня сил…

Раздался негромкий голос. Я не видел его источника – он был где-то вне моего обзора.

– Это обязательно?

– Делай, иначе займёшь его место, – отвечал человек, который приковал меня к постели.

– Ха-ха. Интересно, как вы провернёте это без меня.

– Да просто будем вырубать. С тобой этим уродцам хотя бы не так больно, подумай сам.

Незнакомый голос замолчал. Я почувствовал слабость и усталость.

Тишина. После – скрип двери. Перед глазами появилась женщина с серыми глазами.

– Сладких снов, – пожелала она ледяным голосом, и я провалился во тьму.

Когда я очнулся, то находился в подвале. И прятался под лестницей, дрожа от страха.

Послышался голос.

Фонарик светил прямо в лицо.

– Джонатан? Милый, ты здесь? Что случилось?

Ужас парализовал меня. Я пытался хоть что-то сказать, но моё тело не слушалось. Руки дрожали.

Безумие.

Она наклонилась, снова светя мне в глаза. Улыбнулась.

– Милый?

Улыбка исчезла. Ей стало страшно.

И вдруг уже – нет.

Она снова улыбнулась.

Мама выронила фонарь. Теперь он был направлен куда-то в сторону. Я упал на пол, стукаясь головой о кафель, и почувствовал, как в меня вонзается кухонный нож. Врезается в кожу. Я ощутил тепло, как из раны льётся кровь.

– Милый, ты что, всё ещё жив?

Её руки синие. И лицо тоже. Черви поедают её глаза.

– Почему ты жив, а я – нет?

Ещё удар. И ещё.

Я закричал. Она вонзала нож раз за разом, продолжая улыбаться. Я посмотрел на своё тело – оно было всё в крови. Она сочилась из ран, и я ничего не мог поделать. Я чувствовал лишь адскую боль, пронзающую меня насквозь.

Нож вонзился ещё раз.

Она уже не говорила. Просто кромсала меня. Мне казалось, она режет меня на куски. Я ощущал, как вываливаются органы.

Я умер.

Но испытание не было закончено. Раны затянулись, и мать перерезала мне горло.

И снова всё проходит, я снова открываю глаза – и вижу её мертвое лицо. Но она вырезала мне глаза…

Я снова очнулся. На этот раз она швырнула меня лицом в пол и пыталась вырезать позвоночник. Кухонный нож вонзался всё глубже, и с каждым разом я слышал хруст, и мой собственный крик казался таким приятным по сравнению с этим мерзким звуком от ломающихся костей. Я чувствовал, как они крошатся, царапая мясо и кожу, я чувствовал всё, абсолютно каждое движение.

Умирал.

И так. Каждый. Раз.

Я не знал, сколько это длится.

Мама… мама. Я заслужил? Это оно? Возмездие? Ты хотела бы этого? Ты бы так поступила?

Я открыл глаза. Она вонзила нож в каждый мой палец. Отрезала их…

Снова смерть. Снова воскрешение. Мгновенное.

Нет, это не моя мать.

Это что-то иное.

Женщина снова принялась выковыривать мне кишки. Я кричал и молил остановиться. Мне было так больно. Страдания – невыносимы. В моём теле больше не оставалось меня – только скопление адской боли, крови, перемешанной с осколками костей, лопнувшие вены, вытекающая жизнь. И я ничего не мог сделать.

Я чувствовал только то, как громко хрустят кости, как мелодично хлещет кровь и как жалко я плачу, кричу, умоляю.

Мёртвая женщина делала меня мёртвым из раза в раз. Каждую секунду. У меня не было передышки, меня не принимала в объятия смерть – лишь на мгновение.

И спасения не было нигде.

Даже в собственном крике.

Волк

– Генри. Генри пропал.

Я уставился на вошедшего в комнату Аарона. Он стоял в двери и впервые выглядел не сосредоточенным и спокойным, а растерянным и сердитым.

– Его нет. Нигде. Как сквозь землю провалился! Что мне, чёрт побери, делать?

Поднялась такая суматоха, какой не было с самого пожара. Мы бродили по острову с фонарями, заглядывали в щели у прибрежных скал, но не нашли даже трупа.

Он пропал.

Странные события обрушивались на наши головы со стремительной скоростью.

Генри Лаллукка не сбежал. Он исчез.

А отсюда не исчезал ещё никто.

«Да что не так с этой школой?» – писал я в своём дневнике уже утром, когда поиски прервали. «Ах, точно. Абсолютно всё».

Но больше всего меня мучил один вопрос.

Пропал он или же его устранили?

Ответа не было.

XV Дом. Выхода нет?

Конь